Лара Уильямсон: Мальчик по имени Хоуп

– Я так хотел, чтобы папа поговорил со мной, и теперь этого не случится никогда.

– Я понимаю. – Мама подталкивает меня в дом и укладывает близняшек. – Я уже говорила тебе, что он любил тебя, и до сих пор придерживаюсь такого мнения. Возможно, он не любил тебя так, как тебе бы хотелось, но это не значит, что любви не было. Я видела, как он держал тебя, и видела в его глазах любовь.

– А можно ли ее отключить? – Я вглядываюсь в мамино лицо, надеясь разглядеть там правду.

– Не думаю, что можно. Не по-настоящему. Не до конца.

Большой Дейв собирается уходить, но я его останавливаю:

– Пожалуйста, останься. Ты тоже часть семьи. – Он останавливается, подходит и садится рядом. – Мам, – я поворачиваю к ней лицо, – однажды, когда я сидел на ступеньках, папа прошептал мне: «Прощай». Но я-то с ним не попрощался, и мне очень, очень этого хочется.

– Я не уверена, можно ли нам на похороны. Будет немного странно, туда ведь придет его новая семья. Возможно, мы придумаем какой-нибудь другой способ с ним попрощаться. Ты можешь посадить дерево.

Я прикусываю губу:

– Нет, я думаю, у папы и так достаточно деревьев.

– Если не хочешь ничего сажать, можем пойти на пляж, и ты напишешь его имя на песке. Или назовешь в его честь звезду.

– Спасибо, но и запоминать папу как звезду мне тоже не хочется.

Большой Дейв встает с кресла и исчезает наверху. Я слышу, как он копошится в моей комнате, потом падает какой-то предмет, и Чарлз Скаллибоунс разражается лаем. Дверь комнаты хлопает, и шаги Большого Дейва грохочут, когда он спускается обратно.

– Вот, – говорит Большой Дейв. – Идеальный способ попрощаться.

Он протягивает мне коробку, и я киваю.

Я точно знаю, что он хочет сказать.

Дорогой папа!

Я ведь могу называть тебя папой? Это звучит немножко странно, но звать тебя Малкольмом было бы еще более странно. Поэтому папа – так папа. Мама говорит, что ты навсегда останешься моим отцом, и только это имеет значение. Мы связаны узами крови, это тоже мама говорит. Я не могу избавиться от своей крови, если только меня не укусит вампир. Ничто не может поменять этого факта. Даже смерть, о которой ты знаешь больше меня, не поменяет того, что мы – отец и сын. Мама права. Как и обычно, но я ей этого не говорю.

Еще я знаю, что у тебя есть другой сын по имени Джереми. Мама сказала, что это ребенок Грудастой Бэбс от предыдущего брака. Я не ревную. Когда-то я ему завидовал. Но теперь я понимаю, как мне повезло, что ты был со мной целых семь лет. Ему досталось только четыре года, и, по-моему, это грустно.

Я все еще храню медвежонка, которого ты подарил мне, когда я потерялся. Несколько лет назад маме пришлось заново набить его, потому что я так сильно сжимал игрушку, что у нее лопнул живот. Там, где я плакал ему в лапы, остались пятна. Вот и все, что у меня осталось. Я буду беречь этого медведя. Я хотел рассказать тебе про него, потому что это важно.

А еще для меня важно понять, что же у нас пошло не так. У меня есть вопрос, и я собираюсь задать его Вселенной в надежде, что ты можешь меня услышать. Ты любил меня до самого конца? Мама говорит, что да. Я хочу ей верить, но как можно знать наверняка? Как я могу знать наверняка?

Пока что я решил верить, что каждый год ты подписывал мне открытки на день рождения, но не решался отправить, потому что чувствовал себя виноватым. Где-то в мире лежит стопка открыток с моим именем. Может, лет через пятьдесят кто-нибудь их найдет, и я обнаружу в почтовом ящике целую груду конвертов. Ты знал, что так иногда бывает? Я читал, что некоторые открытки доходили до адресатов аж через пятьдесят лет. Даже когда я буду древним дедом и весь облысею, все равно эти открытки будут для меня важнее всего в мире.

Мне грустно, и я попытался зарисовать каплю на листе, сделав из нее чудовище. По-моему, неплохо получилось. Недавно мне поставили пять с плюсом за рисование.

Папа, я не думаю, что ты плохой человек. Этого просто не может быть. Если сказать, что ты плохой, то получается, что и я тоже плохой. Потому что я часть тебя. Теперь я составлю список, потому что на оберточной бумаге писать нелегко и у меня разболелось запястье. Жаль, что нельзя напечатать его – надо писать от руки, иначе не сработает. Ладно, забудь. Вот список.

БОЛЬШОЙ СПИСОК ГРУСТНЫХ ВЕЩЕЙ

Ты не сказал мне, что умираешь. Жаль, что не сказал. Я хотел попрощаться. Это теперь ранит меня больше всего. Когда я делаю вид, что умираю, то зову всех в комнату и этим, знаешь, хрипловатым голосом сообщаю, как я люблю (или не люблю) каждого из них – в зависимости оттого, кто больше действовал мне на нервы в последнее время.