Рyне Белсвик: Простодурсен Лето и кое-что еще

Пронырсен решил дойти до самого края земли. Сначала под ногами были мелкие камешки. Потом песок. Мелкий, приятный. А после песка начиналось ничто.

Пронырсен вжал туда топор. Топор промок. С него капала вода.

Так это всё проделки реки! Как он сразу не догадался. Она течёт сквозь всю их маленькую страну день и ночь без остановки, несёт куда-то свои воды. Значит, сюда она их и прикатывает. Вон здесь воды сколько. Полмира уже покрыла. Если эту речку не остановить, скоро весь мир затопит.

«Мои дрова! – в ужасе подумал Пронырсен. – Если это мокрое непонятно что доберётся до моей норы, дрова промокнут! Или их смоет. Какой ужас! Надо спешить, надо перетащить их на гору».

Он провёл взглядом по горизонту. Ужас!

Он кинул в ничто камешек.

Бульк!

Он бросил ещё камешек.

Бульк!

Пронырсен почувствовал, как в жилах стынет кровь.

Сначала небеса вылили на землю прорву воды. Потом включили солнце, чтобы забрать воду обратно. Но три дня проливного беспросветного дождя в одну минуту не скруговоротишь назад.

Сдобсен повесил свои носки на куст посушиться, когда их отряд остановился на привал, и теперь с насквозь мокрых носков капала вода. Сдобсен выжал их и снова повесил сушиться.

Ковригсен снял с палатки тент, но оставил каркас: внутри него натянули верёвки и развесили сушиться одеяла, одежду, чемоданы и рюкзаки. Вокруг на всех камнях – и больших и маленьких – были разложены отсыревшие коврижки и крендели.

Утёнок обнаружил, что мокрая глина скользит. Он разбежался и скатился по размытому склону. Вскарабкался наверх и скатился снова. И тут с ним случилось то, чего не может быть.

Он нёсся вниз на полной скорости, расставив пошире крылья, чтобы удержать равновесие. И вдруг земля ушла у него из-под ног, и он повис в воздухе!

Потрясённый Утёнок ещё долго прислушивался к себе. Казалось, внутри завелось что-то странное и только и ждёт расправить крылья во всю ширь. А что это такое в нём угнездилось, Утёнок не понимал. Впрочем, думать сейчас времени не было. Он мечтал всласть накататься с горки, как раньше. Но не тут-то было: по-старому больше не каталось. Озадаченный Утёнок притулился к стоеросу и всё-таки задумался.

«Я оторвался от земли, – думал он. – Внезапно лёг на воздух. А теперь меня трясёт».

Золотая рыбка завистливо поглядывала на остальных. Ишь, поют, смеются, греются на солнышке. А я точно яблоко мочёное, вечно должна мокнуть в банке с водой.

– Как одежда высохнет, пойдём дальше, – сказал Ковригсен.

– Куда? – спросил Простодурсен.

– Туда, где солнце встаёт. Мы же идём в заграницу, – напомнил Ковригсен.

– Ага.

– Одно удовольствие идти налегке. Мы столько коврижек и кренделей съели, что чемодан ничего не весит.

– Кажется, у меня температура поднялась, – простонал Сдобсен. – Я весь горю, и ноги меня не держат.

Простодурсен пощупал ему лоб.

– Нет у тебя температуры, ты просто на солнце распарился. Не забывай, тебе нельзя болеть, ты идёшь к заграничной славе.

– Спасибо, – сказала Октава Сдобсену, возвращая ему рубашку трудной судьбы – бывшую занавеску из бывшей скатерти из бывшей рубашки.

Взяв рубашку в руки, Сдобсен внезапно понял, на что ещё она годится. Он застегнул рубашку на все пуговицы, запихнул в неё одеяло, стянул сверху и снизу верёвкой, а потом прицепил к поясу и завязал рукава на животе. Теперь одеяло болталось сзади в мешке из бывшей занавески из бывшей скатерти из бывшей рубашки. Знатный изобретатель Сдобсен обвёл всех гордым взглядом. Он готов был тронуться в путь немедленно, чтобы убедиться, насколько легче теперь будет идти.

Спустя некоторое, затем недолгое и, наконец, короткое время, успев неоднократно моргнуть глазом, перевести дух и собраться с силами, путешественники снова зашагали вверх по склону за домом Октавы. Они тащили рюкзаки и чемоданы. Сдобсен нёс золотую рыбку.

– Мы к речке выйдем? – спросил Простодурсен.

Но никто не ответил ему. Все силы были брошены на то, чтобы одолеть подъём.

Рюкзак Простодурсена по-прежнему был самый тяжёлый. Хотя пять изюмок съелись, все камешки-бульки остались на месте.

– Нельзя сделать короткий привал? – спросил он.

До вершины было ещё ползти и ползти. А подъём становился круче с каждым шагом.

– А нельзя не делать? – сказала Октава. – Мы только начали восхождение.

– Мне всё равно придётся отдохнуть, – Простодурсен снял рюкзак и поставил его на землю вместе с чемоданом.