Владислав Крапивин: Рыжее знамя упрямства

Я села рядом с Ильей.

— Чегой-то ты вся в депрессии, — заметил он, пряча под усмешкой тревогу. — Нехорошо.

И я в ответ вдруг выдала то, что иногда чувствовала по вечерам, при горьких мыслях:

— Иногда кажется, что лечу с самолета к земле, а у парашюта застряло кольцо…

— А в чем причина? Ты же знаешь, что кольца не застревают сами собой… Они никогда не застревают. А кроме того, у каждого парашюта есть прибор, который открывает его автоматически на высоте пятисот метров — хоть дергай, хоть не дергай.

— Почему же не открыл… в тот раз?

— Ты меня спрашиваешь? Выводы комиссии были невнятные. Да и что я понимал тогда? И мама…

Я вспомнила (хотя не любила и боялась вспоминать про все про это ):

— Еще ведь бывает обязательный осмотр перед прыжками? Проверка. Да?

— Бывает… Понимаешь, девочка, мы сейчас рассуждаем в рамках инструкции парашютного спортклуба. А она не предусматривает вероломства…

Я тяжело повернулась к брату.

— Иль… Ты все еще думаешь, что в этом виноват Будимов?

— Что значит “все еще”?

— Но это же… такая черная жуть. Когда предают друзья…

— Девочка, настоящие не предают…

“Господи, зачем я поругалась со Стаканчиком?..”

Илья обнял меня за плечо.

— Думаешь, мне хочется верить в это?.. Но я же думал дни и ночи. Я искал факты, старался узнавать, сопоставлять. Ты просто еще не знаешь много из того, что знаю я. Всякая логика — и формальная, и диалектическая — говорит одно… Помнишь, вы с Пашкой в прошлом году рассуждали о пеленгах? Когда на пересечении двух линий находят нужную точку? А здесь линий не две, их — десятки. И все сходятся в одном… Да теперь не все ли равно? Он получил, что заслужил. Видимо, такая карма…

Я поняла, что сейчас разругаюсь и с Ильей.

— Какая карма?! Ты рехнулся! Там под оползнем погибло вместе с ним столько невиноватых! Они-то при чем? Просто так, заодно?!

Илья помолчал, убрал руку с моего плеча, откинулся к спинке скамьи.

— Подполковник Будимов погиб не под оползнем. Гаевский звонил, в интернетовских “Известиях” проскочили уточненные данные. Он был убит на том же шоссе, но за несколько минут до лавины. Одиночным выстрелом…

Опять стало зябко до озноба.

— Чьим… выстрелом?

— Неизвестно. И едва ли мы когда-нибудь узнаем… Возможно, чеченский снайпер, им платят немало баксов за каждого убитого офицера… А может быть, какой-нибудь мальчишка, у которого при зачистке забрали родителей и он будет мстить, пока жив… Или мародер…

Я молчала.

Илья потрепал у плеча мои длинно отросшие волосы.

— Ничего, мучача, все проходит, как говорил Экклезиаст. В августе все-таки съездим в Тюмень.

— Тебе нельзя…

— Ты ведь знаешь: если нельзя, но очень хочется…

Мы немножко посмеялись. Илья сказал, что ему пора на процедуру. Я чмокнула его в щеку пониже заклеенного очка и пошла домой.

По дороге я зашла к Томчику, но у них было заперто. Идти к Стаканчику мириться было стыдно. Да и снова начали крутить меня хворь и слабость.

Дома я легла и долго смотрела в окно сквозь Лоськин глобус. “Все проходит”. И Лоська вернется с выздоровевшим отцом, и с Пашкой наладится связь, и со Стаканчиком помиримся, только… будет ли дальше так хорошо, как раньше? Кажется, в жизни что-то закончилось. Не вокруг, не с друзьями, а во мне самой…

Мама пришла раньше обычного, подсела ко мне.

— Киснешь?

— Ага.

— Ну, все равно. Надо поговорить…

“Еще какая-нибудь неприятность!”

— Говори, мам…

— Скажу сразу, главное. У нас есть возможность переехать в Петербург…

Я вмиг уловила суть:

— Насовсем?

— Да.

— Дядя Костя зовет?

— Видишь ли… Он звонил уже не раз. Есть, мол, для меня интересная работа. Не хуже, чем здесь. И есть возможность обменять нашу квартиру. Вернее, продать здесь и купить там. Он говорит, что у него на примете очень удачный вариант. Только решать надо быстро… А?

— Мама… так сразу… А Илья?

— Илья переведется в Петербургский университет. Это можно устроить, если похлопотать…

— А он захочет?

— А захочет он расставаться с нами?

— Ма-а… Боюсь, что здесь у него есть кое-кто, кроме нас…

— У “кроме нас” в Петербурге живет отец. И давно ее зовет к себе. С матерью они в разводе, дочка не прочь перебраться к папе…

— Как всё одно к одному…

— Не всё, к сожалению. Масса проблем. У нас тут прекрасная глазная клиника, а там неизвестно, как сложится… Но с другой стороны…

— С другой стороны, там не будет друзей с опасными мыслями о Кавказе, — догадалась я. — И редакции, где соблазняют переводом на журфак…