Мария Некрасова: Учительница с того света

Почти все восемь часов мы молчали. Что учудила Юлька и что за фрукт этот дух Надежды, мы обсудили еще раньше. Возвращаться на второй круг не хотелось, а обсуждать что-то другое было глупо. Что еще можно обсуждать, когда тут такое творится?! Музыку? Кто куда поедет на каникулы? Это все казалось такой чепухой, что мы молчали.

Моя мать звонила только до ночи, чтобы убедиться, что я жив-здоров, послушать в трубку стук колес, переспросить, действительно ли мы едем в Питер или, может, передумали. А Димкина позвонила еще и утром, чтобы нас разбудить, хотя спал только Леха. Его одного отпустили быстро и без разговоров и в поезд не звонили, вот он и спал до звонка Димкиной матери. Бегущая строка над креслами сообщила, что времени шесть утра, и через каких-то полчаса мы наконец приедем. Вряд ли этот спиритический клуб открывается так рано.

Леха потянулся, глянул на неспавших нас, на табло и прочел мои мысли:

– Что полдня будем в Питере делать? Клуб небось рано не открывается?

– Сначала возьмем билеты обратно! – выпалил Пашка. Настоялся вчера в очереди, бедный.

И мы пошли за билетами... А потом на Невский, а потом – к реке, она же там повсюду, река. Даже прокатились на катере, чтобы хоть было что дома рассказать, и вообще. В какой-то момент я и забыл, зачем мы здесь, так было здорово. Мы весь день гуляли, бездельничали и смеялись над скульптурами. А потом как-то быстро наступил вечер, и Леха скомандовал: «Едем в клуб!»

Мы были еще взвинченные, после долгой прогулки, и, наверное, никто не думал, как-то нас встретят в клубе, что мы скажем, а главное – что скажут нам. Юлька мне успела рассказать про потерю контроля: вдруг это уже невозможно – избавиться от духа? Надо было сразу ехать сюда, не ждать, пока Юлька образумится...

А когда мы спустились к подвалу и встали у двери с плакатом, все как-то разом переменились в лице. Димка посмотрел на Пашку, Пашка – на меня, я – на Леху. Потянуть ручку двери никто не решался, даже Леха.

– Ну и где этот клуб? – Леха смотрел на дверь с плакатом – ту самую, которую нам описала Юлька, и делал вид, что не видит.

– Может, мы дом перепутали? – пожал плечами Димка.

– Или подъезд? Здесь даже дверь заложена. – Пашка провел пальцами по ручке двери, как по ровному месту. Они что, меня разыгрывают?

– Струсили, так и скажите! Мне одному идти?!

– Куда?

– В клуб.

– Ты его видишь?

– Ну да, вот он. – Говорил и не верил ни словам, ни глазам своим. Надеюсь, они меня все-таки разыгрывают. – Вот же плакат с кошкой, э!

Парни мотали головами, а я подумал, трусят, ну и ладно.

Я зажмурился, толкнул дверь и... Кубарем слетел вниз по ступенькам!

Ступенек было всего три-четыре, но ругался я так, будто вывалился из самолета, а парашюта не взял. Наверное, с перепугу. Войти не успел, а чертовщина уже начинается, как тут промолчать?!

– Кто здесь ругается? – В полутемном коридоре блеснула лысина.

– Иван Юрьич? – Я его узнал, Юлька мне описала этого Иван Юрьича. И хорошо, что с лысины начала. Кроме нее, в этом освещении было мало что видно.

– Я...

– Молодой человек, вы в спиритическом клубе! Здесь нельзя сквернословить, пить и курить. Найдите себе другое место!..

– Нет-нет, я по делу! Я к вам специально из Москвы приехал!

Иван Юрьич махнул рукой куда-то вправо:

– Тогда проходите, я сейчас.

В маленькой комнатке было столько народу, что Иван Юрьич-то вошел, а я остался топтаться в коридоре. Там хотя бы место было. Стоял и во все глаза рассматривал тех, кто в комнате. Вроде люди как люди, одеты нормально, без шаманских бубнов и колец в носу, что их сюда понесло духов вызывать? Если бы я встретил на улице любого из них, я б не поверил, что они проводят вечера в спиритическом клубе. И еще мне вот что непонятно: как эту лавочку до сих пор не прикрыла налоговая? Юлька говорила, что этот Иван Юрьич денег не берет. Странно: люди вытаскивают духов на землю, чтобы те закончили земные дела – документы там подписали, завещания всякие... А этот денег не берет, и налоговая его не трогает. Странно.

– Или давайте здесь поговорим, там шумно. – Этот, который не берет денег, вышел ко мне в коридор. Он смотрел нетерпеливо, я решил не рассусоливать:

– Я от Юли. Она не может приехать, у нее это... Потеря контроля! Ведь можно что-нибудь сделать? – Я слышал собственный голос как чужой, казалось, что я оправдываюсь. Хотя мне-то чего оправдываться? А все равно неловко. Я, кажется, даже покраснел. А этот, который денег не берет, в лице не переменился. Я почему-то думал, что он будет орать или хоть расстроится. Нет. Он спокойно припоминал: