Виталий Мелентьев: Черный свет (сборник)

Но все приходит к концу. Пришел к концу и этот полет. Неподалеку от того самого карьера, в который было так приятно скатываться с кручи вместе с потоками белейшего песка, они встретили грозовой фронт. Он шел с юго-востока — темная, клубящаяся стена, беспрерывно подсвечиваемая злыми торопливыми молниями. Они обогнали его сверху, нырнули вниз и тихонько, незаметно и скромненько приземлились у самого входа в оставленный ребятами корабль.

Ану нервно позевывал. Руки у него вздрагивали, и почему-то стало дергаться левое веко. Ребята и видели и не видели все это. В тот момент они не могли понять, почему волнуется Ану перед встречей с незнакомой жизнью. Ведь сами-то они ждали встречи с хорошо знакомой им жизнью и тоже волновались. Как-никак, а им могло достаться от родителей.

Не спеша они вышли из машины и взглянули в темное предрассветное небо, на котором лучились тусклые звезды. Сама гроза полыхала зарницами где-то еще очень далеко.

— Что же будем делать? — спросил Ану, осматриваясь по сторонам. Он вздрагивал от приречного холодка и потирал голые коленки.

— Дождемся рассвета и полетим заявить о своем прибытии.

— А зачем ждать — можно лететь и сейчас, — предложил Вася. — Время и еще раз время!

— Нет, пожалуй, нам все ж таки лучше подождать, — сказал Ану. — Больше того, мне кажется, что вам вначале стоит прийти в город одним, без меня и без машины, и рассказать о том, что произошло.

— Так нам и поверят, — усмехнулся Юрий.

— Вот если не поверят, тогда вы пришлете Шарика, и я прилечу сам.

— Мне непонятно, — сказал Вася, — зачем это нужно? Лучше уж все сразу и все честно.

— Так кажется на первый взгляд. А если я просто побаиваюсь? — спросил Ану. — Если мне нужно успокоиться, привести себя в порядок?

Ребята не поняли Ану и недоверчиво переглянулись. Это рассердило Ану:

— Неужели вы не можете понять — я волнуюсь перед встречей с вашими людьми! Ведь я столько лет был, в сущности, один. И потом… Потом мне просто неудобно являться в таком виде. — Он похлопал себя по голым ногам. — И наконец, подумайте о тех, кто лежит сейчас в состоянии обезвоженного анабиоза. Вы открыли двери в корабль, пропустили в него воздух. Вы уверены, что бактерии и вирусы не проникли в камеры повышенной защиты — ведь корабль пролежал миллионы лет? Опускался вместе с сушей на дно морское, его заносило песком, и он снова поднимался. Так неужели вы не можете предположить, что металл, даже уплотненный во время путешествия в Черном мешке, претерпел кое-какие изменения? Это значит, что те, кто столько времени ждет воскрешения, подвергаются новой смертельной опасности! А ведь если вы подумаете, кроме меня, хоть немного разбирающегося в системе подобных кораблей, вернее, способного разобраться в них, никто не сможет им помочь.

Этот довод Ану оказался таким убедительным, что ребята совсем примолкли. О тех, кто лежал в корабле и ждал решения своей участи, и в самом деле они не подумали. А подумать стоило. Они сразу вспомнили ту согбенную фигуру у пульта управления, которая рассыпалась при одном только дуновении свежего ветерка, при одном только вздрагивании пола под ногами ребят.

— А если я сейчас же, не теряя времени, начну изучение корабля, принципов возвращения из обезвоженного анабиоза и если у меня получится что-нибудь, мы возвратим людей к жизни. Мне не нужно говорить, что получит ваша цивилизация от возвращения к жизни специалистов целого космического корабля. Таких знаний, какие есть у них, нет во всех академиях вашей планеты, а возможно, и всей Галактики. Вот почему я считало, что вам нужно делать свои дела, а мне — свои.

Как это ни печально, а Ану все-таки прав: следовало действовать, и действовать быстро и продуманно.

Ребята попрощались с Ану и стали карабкаться по склону карьера. За ними понуро брел Шарик, то и дело оглядываясь назад, за Шариком поковылял было и крокодил, но Ану остановил его.

— Не следует сразу выдавать то, что произошло. А крокодил вызовет лишний интерес у тех, кому до поры до времени не нужно знать ничего.

И ребята ради сохранения тайны оставили крокодила вместе с Ану, а сами собрали пожитки, взвалили их на себя и поплелись домой.

Неожиданно Вася остановился и решительно сказал:

— Как хотите, а черную орхидею я возьму с собой.

Он вернулся к машине и взял цветок…

Даже в лесной таинственной и тревожной темноте этот необыкновенный цветок светился необыкновенно теплым, ласкающим светом и потому, должно быть, на душе мальчиков стало спокойней.