Александр Тамоников - Чужое тело

— Ты что делаешь? Это же ее машина… Гаси фары, сдавай обратно.

Я действительно чуть не совершил колоссальную глупость. Сердце рухнуло в пятки. Поворот рычажка, воцарилась темень. Я медленно сдавал назад, на свой страх и риск, дважды зацепил зеркалами заборы. Какие мы идиоты! Если Крапивина на даче, она могла заметить свет. А могла и не заметить — лотерея, блин…

Я вывел машину задним ходом в перпендикулярный проезд, сдал немного назад, остановился.

— Что делать? — прошептала Варвара. — Там высокие заборы, не лезть же через них?

— Ты точно не полезешь, — проворчал я. — Пойду сам, проберусь через соседей — у них забор пониже. А ты сиди и не высовывайся, звони Кривицкому, где их носит? Двигатель пусть работает, пересядь на мое место… На рожон не полезу, не волнуйся, — я отыскал ее дрожащую руку, сжал. Девушка прерывисто дышала, волновалась, в темноте поблескивали глаза. — Я просто на разведку, не бойся. Не выходи из машины, ты одета не по сезону, можешь простыть.

Я вышел из машины и онемел от изумления. Ветер отсутствовал. С неба нереально крупными, пушистыми хлопьями падал снег — первый снег в этом году. Он падал медленно, торжественно, покрывал землю, крышу и капот моей машины. Снега было много, нереально много — он валил и не кончался…

Дачный поселок вымер. Я перебрался через сломанный штакетник, перебежал по дорожке до следующей ограды — мимо сараев, примитивных туалетов, остовов теплиц. На следующем участке пришлось пролезать через голую малину. Почему не пригнули и не связали?

Свежий снег скрипел под ногами, я проваливался в ямы, запинался о какие-то бочки, ведра. Можно подумать, я сам был одет по сезону! Ботинки на тонкой подошве, курточка с условным утеплителем, легкая шапка с козырьком…

Я освоил три участка, сломав по дороге стойку для клематиса и порвав какую-то трубу. Подмерзали ноги. Я поздно сообразил, что оставил в машине перчатки, но не возвращаться же! Я опять пролез через изгородь, символически разделяющую участки, присел за сараюшкой.

Передо мной возвышался дом — тот самый, под номером 20, по улице Рябиновой. Добротный, кирпичный низ, деревянный верх. Дымок из трубы не вился, как я ни всматривался. Но в доме кто-то был — на продолговатой мансарде за шторами поблескивали огоньки. Я сидел за сараем, набирался храбрости. На втором этаже что-то происходило.

Снег продолжал валить, но видимость, хоть и слабая, оставалась. Я всматривался, решал дилемму. Неизвестно, когда подъедут полицейские, а вдруг эта бестия уже проводит ритуал? Резонные сомнения по поводу данного мракобесия еще оставались, но все же… Я многого еще не знаю.

В центральной части дома выделялось крыльцо с входной дверью. Слева, на торцевой части здания, — лестница наверх. Наверху площадка с перилами — подобие балкончика. Неизвестно, можно ли с первого этажа попасть наверх, но по этой лестнице, очевидно, можно…

Я скользнул вдоль грядок, выудил из кармана травматический «ПМ-Т». Внешне похож на настоящий, но вместо нарезного — ствол с гладким каналом, а в обойме восемь патронов с резиновыми пулями. То, что у преступницы с собой боевое оружие, я даже не сомневался — ей по службе положено…

Я подкрался к входной двери, осторожно потянул ручку. Заперто. Заскользил вдоль фундамента — к торцу. Лестница на мансарду была крута, состояла из двух изогнутых пролетов. Я поднимался на цыпочках, прижимался к перилам. Забрался на огражденную площадку, присел на корточки.

Здесь тоже находилась дверь, а справа от нее — окно, задернутое шторой. Я подошел к двери, взялся за ручку. Тоже заперто, причем изнутри. Дышать становилось трудно, колотилось сердце. Я не чувствовал холода. По шторе бегали блики мерклого света. За дверью поскрипывали половицы, доносилось приглушенное бормотание…

Разум отключился, я плохо понимал, что делаю. Это было безумие. Деревянный ящик под козырьком крыши, ржавое железо, какая-то стальная муфта, давно утратившая свое значение. Хозяйство опального мужа, специалиста по бурению скважин, выбросить руки не дошли…

Я стиснул эту муфту, прикрыл глаза левым предплечьем — и шарахнул по средней части оконной рамы! Удар был точен. Рама ввалилась внутрь, посыпалось битое стекло. Я перевалился через тощий подоконник, обрезался обо что-то, порвал одежду. Повалился боком, но тут же вскочил, вытянул руку с пистолетом:

— Ни с места! Стреляю!

Все было мутно, покачивалось, плыло. Я смотрел как через запотевшее стекло. Почему так жарко? Это неправдоподобно, здесь не может быть жарко, дачу не топили! Что за странные запахи?