Минка Кент - Девушки из хижины [litres]

– Хорошо, но долго, – отвечает он. – Очень хотелось домой. Я по тебе соскучился.

Он отстраняется, взгляды их встречаются, словно ведется безмолвный разговор.

– Приготовить чаю? – спрашивает Николетта. Вопрос обращен к нам. – Может, поболтаем немного, прежде чем вы, девочки, отправитесь спать?

Сэйдж зевает, я за компанию тоже.

Николетта поворачивается к мужу:

– Для них уже поздновато… Давайте вы утром поближе познакомитесь.

– Конечно, – говорит Брант и смотрит смеющимися глазами сначала на меня, потом на сестру. – Договорились.

Беру Сэйдж под руку и веду наверх, в нашу комнату. Плотно закрываю дверь. Сестра переодевается в полосатую пижамную пару, купленную ей вчера в бутике, потом укладывается на свою сторону кровати.

Я не устала, но не хочу оставаться с ними внизу. По-моему, там сгустилось такое напряжение, что его можно резать ножом, как масло.

– Он кажется милым, – бормочет Сэйдж, перекатываясь на бок.

– Угу, – соглашаюсь я, переодеваясь.

– Они красивая пара. Как принц с принцессой.

Стягиваю рубашку через голову, аккуратно кладу на комод, снимаю юбку.

– Точно.

Через секунду дыхание Сэйдж становится размеренным и почти неслышным. Взяв с ночного столика книгу, я иду к подоконнику и отдергиваю штору, чтобы можно было читать при свете луны.

Проглотив десять глав, углубляюсь в биографию автора. Тело тяжелое, будто свинцом налилось, а голова шумит и идет кругом. Я не смогла бы ее остановить, даже если бы захотела.

Глубоко вздохнув, откладываю книгу в сторону, на цыпочках крадусь по комнате, тихо жму на дверную ручку. Мне нужно вниз, забрать блокнот для рисования со стола на кухне, где я его оставила.

Я пробовала нарисовать лес, по крайней мере таким, каким его видит чета Гидеонов из своих окон. Зеленые колючие сосны, перемешанные со стволами голых деревьев. Дикие индейки. Случайно забредший олень. Это как смотреть на мой дом, но чужими глазами. Все то же самое и одновременно другое.

Спустившись на кухню, я нахожу свой угольный карандаш и блокнот там, где оставила. Иду назад в свою комнату и наверху лестницы останавливаюсь, услышав торопливые приглушенные голоса Николетты и ее мужа.

– Почему ты ведешь себя так? – спрашивает она.

– Я беспокоюсь, что так будет только хуже, – говорит он. – Тебе.

Подслушивать мне кажется неправильным, поэтому я крадусь в свою комнату и закрываю дверь. В ушах отдается стук сердца, дыхание учащается.

Я знаю, что между ними что-то происходит. Вижу это по ее глазам. И по его тоже.

Желудок сжимается, словно завязываясь узлом. Ее муж не хочет, чтобы мы тут жили. Не представляю, куда нам отсюда идти. Что с нами было бы, не прояви Николетта такое великодушие?

Может, он отнесется к нам по-другому, если я буду вести себя любезней? И это даст нам время на поиски Мамы и Иви?

Постаравшись успокоиться, я снова усаживаюсь на подоконнике, подтягиваю коленки, кладу на них блокнот. Через мгновение уже веду карандашом по кремовой бумаге. Рисование меня всегда успокаивало, как и чтение книг.

На секунду закрыв глаза, я представляю женщину с золотистыми кудрями, ее улыбку со щелочкой. Раньше я никогда ее не рисовала, потому что не хотела огорчать Маму, но сегодня собираюсь это сделать. Я верну ее к жизни прямо здесь, на этой бумаге.

При лунном свете набрасываю контуры лица, круглого, как у меня, потом рисую нос, маленький, как пуговка. Изображаю широкую улыбку и светлые пышные кудри, обрамляющие лицо. Всякий раз, закрывая глаза, подмечаю еще какую-то черточку, и в груди становится тесно, а все тело до кончиков пальцев охватывает трепет.

Не понимаю, что это значит, но не могу отделаться от чувства, что я ее знаю.

– Что происходит, Ник? – спрашивает Брант, стягивая через голову темно-синий кашемировый свитер.

Сняв с пальца обручальное кольцо, кладу его в стоящую на тумбочке коробку в виде сердечка.

– Приняла девочек… осталась на зиму в Нью-Йорке, – продолжает он. – Все это неспроста.

– Скажи прямо: ты не хочешь, чтобы они жили здесь, – сердито шепчу я. Не хочу, чтобы девочки услышали хоть что-нибудь из нашего разговора. Все равно он не заставит меня изменить решение. Я скорее выгоню мужа, чем выставлю на улицу девчонок, у которых ничего и никого нет. – И перестань придираться ко мне, когда есть другие причины для беспокойства.

Брант усмехается.

– Другие? Ник, все дело в тебе.

– Во мне? – возмущаюсь я. Он уводит разговор в сторону.