Полина Дашкова: Место под солнцем

Катя уткнулась лбом в Пашино плечо и заплакала. В салоне тихо играла музыка. Сладкий тенор знаменитого черного джазового певца начала пятидесятых Джо Уильямса пел о чистой высокой любви, которой нет на свете.

Одни говорят — есть, другие — нет. Если вдруг отыщется умник, который сумеет точно ответить, ему все равно никто не поверит.

— Больная Гуськова, просыпайтесь, за вами приехали!

— Кто? — Иветта Тихоновна открыла глаза.

— Ну кто? Внучка ваша.

Оля вошла в палату, присела на край койки, погладила бабушку по голове, провела легкой ладонью по всклокоченным седым волосам.

— Бабушка, поехали домой.

— Явилась наконец, — проворчала Иветта Тихоновна и проворно вскочила с койки. — Ну в каком ты виде? Как я с тобой по улице пойду? Мне стыдно за тебя, Ольга! Ты — дочь офицера. Двух офицеров, и всегда должна быть аккуратной, подтянутой.

Оля была в домашней фланелевой ковбойке и ветхих, вытертых до белизны джинсах.

— А бледная-то, худющая, Господи, смотреть страшно. Пойдемте, товарищ, — строго обратилась она к медсестре, — где мои вещи? Мне надо переодеться. Ольга, тебе тот высокий милиционер передал мою просьбу? Он-то передал, не сомневаюсь. А ты, разумеется, ничего не принесла, ни вафелек с розовой начинкой, ни даже шоколадки. Ну, конечно, я так и думала! Хоть бы причесалась, ходишь растрепой.

Они вышли на улицу. Было теплое, яркое утро. Позднее бабье лето.

— Ну куда ты несешься? Я не могу быстро… Подожди, еще красный. Я тебя учила с детства, дорогу нужно переходить только на зеленый свет. Вот, теперь пошли.

Ветер трепал длинные светло-русые волосы. Огромные сине-лиловые глаза мягко мерцали на бледном, почти прозрачном лице. Лицо светилось изнутри, особенно когда падал на него яркий солнечный свет. Прохожие невольно оборачивались, вглядывались удивленно, замирали на миг и тут же спешили дальше, вдогонку за утренними важными делами.

— Какой странный запах, — поморщилась Иветта Тихоновна. — Чем от тебя так пахнет?

— Тюрьмой, бабушка.