Владимир Гриньков - Телохранитель Каина

– Михаил тоже видит вас! – внушал Потемкин. – Сейчас он вам кивнет… Вы увидите, как он вам кивнет! Это будет означать, что он разрешает вам сказать все, что вы знаете! Все, что знаете! Он снимет свой запрет! Сейчас он вам кивнет!

Выдержал паузу.

– Вы видите – он вам кивнул! Качните рукой, чтобы мы знали, что вы это видели! Что видели, как он кивнул!

Китайгородцев послушно качнул рукой.

– Итак, мы с Михаилом вас слушаем! – сказал Потемкин. – Вы помните, о чем говорил вам Михаил?

– Да.

– Можете говорить! О чем?

– Он говорил про Лисицына.

– Какого Лисицына? Генерала? – заторопился Потемкин.

– Нет.

– Какой Лисицын? Как его зовут?

– Стас Георгиевич.

– Он кто?

– Сын генерала.

– Вы его видели? Вы с ним знакомы лично?

– Да.

– В том доме видели?

– Да.

– Он там живет?

– Нет.

– Он приезжал на время? – предположил Потемкин.

– Да.

– Что говорил вам Михаил?

– Шестнадцатого ноября…

– Он говорил вам это шестнадцатого ноября? – переспросил Потемкин.

– Нет.

А какое сегодня число? Надо сообразить. В этом городе выступление Потемкина было десятого… Сегодня десятое. Тогда про шестнадцатое – это было начало фразы!

– Что шестнадцатого ноября? – спросил Потемкин.

– Я приду к Лисицыну…

– Куда?

– К Лисицыну…

Ладно, неважно.

– Дальше! – потребовал Потемкин. – Что сказал вам Михаил? Зачем вы придете к Лисицыну?

– Чтобы убить.

Потемкин обмер.

Поезд мчался сквозь ночь и пургу. Стучали колеса.

Потемкин не мог поверить в то, что он услышал.

– Михаил велел вам убить Стаса Лисицына? – переспросил он.

– Да.

Утро было настолько раннее, что не только небо казалось серым, но и свежевыпавший снег.

Китайгородцев с удивлением обнаружил, что он спал, будучи одетым. Напротив него сидел Потемкин с черным, будто прикрытым траурной вуалью, лицом.

– Доброе утро! – пробормотал Китайгородцев.

За окном вагона мелькали черные деревья.

– Что-то случилось? – заподозрил неладное Китайгородцев.

Потемкин не ответил.

– Иосиф Ильич! – насторожился он.

– Скажите мне, – произнес Потемкин, и черная ленточка губ на его лице расползлась бесформенно. – Вам известен человек по фамилии Лисицын, но не генерал?

– Да.

– Имя его – как?

– Этого человека? – уточнил Китайгородцев.

– Да.

– Стас Георгиевич.

Тут Потемкин замер и долго сидел, ничего не говоря. И Китайгородцев молчал, не понимая, что происходит.

– Вы лично его знаете? – наконец спросил Потемкин упавшим голосом.

– Разумеется! – кивнул Китайгородцев.

– Кто он?

– Бизнесмен.

– Чем занимается?

– Точно не знаю. Но у него недвижимость в Москве. Он человек богатый.

Китайгородцев постепенно прозревал.

– Это я вам рассказал про Стаса Георгиевича? – спросил он.

– Да.

– Сегодня ночью?

– Да.

Что-то действительно случилось. Потому что лицо у Потемкина было черное, как ночь безлунная.

– И что я вам рассказал? – осведомился Китайгородцев, заранее обмирая в предчувствии дурных вестей.

– Шестнадцатого ноября, – сказал Потемкин, глядя на собеседника так, словно тот был обречен, – вы отправитесь к Стасу Лисицыну и убьете его.

– Чушь! – пробормотал растерявшийся от неожиданности Китайгородцев. Всмотрелся в лицо Потемкина. – Чушь! – повторил, но получилось совсем неуверенно.

Его сбивало с толку выражение лица собеседника.

– Или это не чушь, по-вашему?! – ужаснулся Китайгородцев, осознав, что бессмысленно пытаться спрятаться за неверием.

– Боюсь, что это правда, – сказал Потемкин. – Это очень, очень похоже на правду. И я не знаю, что вам с этой правдой делать.

До станции, где им выходить, оставалось всего ничего. Китайгородцев стал собираться, двигаясь как лунатик и то и дело натыкаясь на препятствия, а Потемкин неподвижно сидел у окна, опустив голову, и будто что-то разглядывал на исцарапанной поверхности стола, и из-за этой его неподвижности Китайгородцев не замечал, наверное, своего спутника до поры до времени, пока в очередной раз не наткнулся на стол. Потемкин поднял голову. Их взгляды встретились. Потемкин смотрел строго и отстраненно. Как будто сборы Китайгородцева вызывали у него недоумение и недовольство. Китайгородцев замер, осознав никчемность всей этой суеты.

– Что? – спросил он хрипло.

– Не надо ничего, – произнес Потемкин едва слышно.

Такой шепот-шелест.

– Мы с вами расстаемся, Анатолий.