Саския Норт: Клуб гурманов

— В больнице она сказала: теперь нам уже никто не помешает. Я испугался до смерти, честное слово.

— То есть все это время у тебя были подозрения, но ты ни слова не сказал полиции?

— Ты не понимаешь, Карен, так нельзя. Представь, если бы я это сделал. Какие последствия это имело бы для моей семьи, для моего бизнеса? Хотя я не на сто процентов уверен в том, что это сделала она.

— А когда Ханнеке упала с балкона? Ты все еще сомневался?

— Я не знаю… Нет, наверное, уже нет. Бабетт пришла ко мне с этими письмами, где Эверт писал о наших отношениях и о проблемах с налоговой… У нас с Эвертом был небольшой бизнес по продаже пищевых добавок для спортсменов. Он продавал их у себя в магазинах, в спортивных центрах. Мы якобы ввозили эти таблетки из Швейцарии, но на самом деле эта фигня поступала из Южной Америки. Ну, это долгая история, но смысл был в том, что очень много денег шло от нас на наши швейцарские банковские счета. Это был блестящий план, пока об этом не пронюхала налоговая. Его фамилия была на всех контрактах, счет в Швейцарии был на его имя. То есть он был козлом отпущения. Я-то лишь скромный акционер. В любом случае, в тех письмах, Ханнеке сильно накручивала его против меня и Бабетт. Вода на мельницу Дорин Ягер… Ханнеке грозилась пойти в полицию.

— Патриция об этом тоже знала?..

— Патриция не поверила ни единому слову Ханнеке…

— Да ладно, прекрати! Вы все знали, что это неправда! Даже Иво… Его собственную жену убили! Господи, и вы все молчали! — закричала я.

— Иво составлял все контракты, вел всю бухгалтерию. Он не зарабатывал на этом больших денег. Но его репутация пострадала бы раз и навсегда, если бы выяснилась правда о его махинациях. Что ему оставалось? Он ведь должен думать о детях…

— А меня ты теперь тоже убьешь, Симон, после всего, что ты мне рассказал? Потому что ведь я молчать не стану. Ни за какие миллионы…

— Я никого не убивал.

— А как же? Ты тоже несешь ответственность за их смерть, как и Бабетт. Но ты такой трус, такое ничтожество, ты просто дожидаешься, пока она размозжит мне башку.

— Я сам уже думал о самоубийстве…

В дверь постучали. Я вздрогнула.

— Не бойся, это принесли вино, я заказывал.

Симон вытер рукавом глаза.

— Открой.

Я посмотрела в глазок и никого не увидела. Должно быть, они оставили бутылку под дверью. Я открыла дверь и сначала услышала какой-то свистящий звук. Рефлекторно я попыталась закрыть ее, но человек с той стороны был сильнее меня, а шипение продолжалось, мои глаза загорелись жуткой болью, а горло моментально отекло так, что я не могла дышать.

Где-то далеко я услышала крик Симона. Дверь захлопнулась, и тут я почувствовала страшную, неописуемую боль в ногах, она разлилась по всему телу, как будто ее запустили в меня насосом. Я вздрогнула, попыталась подняться, прикусила язык и снова упала на пол, лежала и корчилась в судорогах. Металлический вкус крови во рту протек в горло, смешался с рвотой, мое дыхание было перекрыто, я ничего не видела, как будто из глаз вырывалось пламя. Где-то разбилось стекло, и раздался истерический смех. Симон плакал и просил о пощаде, чтобы его не убивали, а я ползла по жесткому синтетическому розовому покрывалу, дрожа от боли, ломая один за другим ногти, пальцы были в крови, а сердце колотилось в панике, готовое в любой момент разорваться.

Кто-то тащил меня за ноги. Я пыталась сопротивляться, но мышцы все еще меня не слушались. Симон скулил, как раненая собака, Бабетт материлась.

— Избавь меня от этих соплей, Симон Фогел. Лучше помоги мне.

— Я ничего не вижу… Я ослеп. Господи, Бабетт, что ты со мной сделала? Мое лицо, — проскулил он и снова застонал.

Она бросила мои ноги.

— Мать твою! Урод! Ты ничего другого не заслужил! Если не заткнешься, я тебе собственноручно выцарапаю твои глазенки!

В мое тело, наполненное болезненной дрожью, вернулась какая-то чувствительность, но я старалась лежать как можно тише. Я слышала, как она топает по комнате, открывает кран, потом снова шаги, плеск воды и крик Симона.

— Если еще раз так вякнешь, получишь то же, что получила эта шлюха!

Ее тяжелые шаги снова направились в мою сторону, и я даже не успела ничего понять, как на меня снова обрушился удар, пронзивший меня насквозь болью и судорогами. В сердце как будто взорвался электрический заряд, оно задохнулось, замерло на мгновение, а потом забилось, как бабочка, пойманная в грудной клетке. Обжигающая боль разлилась по шее в голову.