Георгий Брянцев: Избранное. Компиляция. Книги 1-8

— Я сейчас вернусь, — сказал он Сойеру.

Вернувшись, Борн приказал Сойеру сесть за стол.

Сойер повиновался.

— Пишите, — начал Борн. — «Расшифровать немедленно. Точка. Ситуация резко изменилась. Точка. Все планы сорваны. Точка. Я и „друг“ считаем нецелесообразным продолжение маневров наших войск в районе Пасова и приграничной зоне. Точка. Отряд судетских немцев под командованием фон Термица просим задержать в Регенсбурге. Точка. Транзитные поезда с вооружением, следующие в Польшу, желательно вернуть в Париж. Точка. Дайте указание в нашу зону пропускать всех преследуемых чехами. Точка».

— Перепечатайте и дайте мне. Вы видели сегодня Гоуску?

— Нет…

Гоуска был, как всегда, предусмотрителен. Еще вчера он сообразил, что пожар охватил все стены дома, но не поздно выбраться через крышу. «Пора!» — сказал он себе и, усадив в машину все свое семейство, погрузив наиболее ценные вещи, отправил их к границе. Сегодня он сам собирался последовать за ними. Разница состояла лишь в способах передвижения: они отправились в автомобиле, он должен был лететь на самолете.

Аресты организаторов намечаемого вооруженного выступления, обыск в помещении президиума национальных социалистов только укрепили его в решении.

На этот раз у Гоуски было предчувствие, что в Прагу ему, пожалуй, никогда уже не вернуться.

Размышлять о том, как и почему произошла катастрофа, кто виноват в срыве так хорошо выношенных планов, он не имел никакого желания. К чему заниматься бесплодными анализами? И что это даст, чему поможет? Только забьешь себе голову всякой чепухой, забудешь о себе самом и упустишь подходящий момент.

Гоуска решил предпринять маневр, уже оправдавший себя в предмайские дни сорок пятого года. Он вызвал с виллы своего верного Гофбауэра и заявил ему:

— Ровно через четыре часа я должен быть в воздухе. Улетаю.

— Навсегда? — осведомился простодушный старик.

— Возможно. На всякий случай я оставил на ваше имя доверенность, заверенную в министерстве юстиции. Вы остаетесь полным хозяином дома и виллы. Деньги вам тоже оставляю. И доверенность и деньги — на столе. Как только я пришлю телеграмму, продавайте с молотка все имущество, а деньги переведите мне. Адрес я сообщу.

— Ну что ж, — проговорил Гофбауэр. — Я привычный к этому делу.

Гоуска улыбнулся, подошел к старику, потрепал его по плечу.

— Вы у меня молодец. Столько раз выручали из беды, за это Бог наверняка продлит вам жизнь лет до ста.

Гофбауэр разделил эту уверенность в милосердии Бога.

— А теперь помогите мне уложиться, — сказал Гоуска.

В два больших, из свиной кожи, перепоясанных обручами чемодана укладывали только самое необходимое: костюмы хозяина, шерстяные отрезы, шелковое белье, драгоценности.

Укладывая, мирно беседовали.

— Счастливый вы человек, пан Гоуска, — проговорил Гофбауэр, старательно встряхивая старинный фрак хозяина. — Вы словно в рубашке родились. Всегда вам удается уехать вовремя.

— Подождите, еще не уехал, — отозвался Гоуска, пытаясь закрыть чемодан, набитый доверху. — Не дай бог, зацеплюсь за какой-нибудь сучок.

— Да нет, уж вы не зацепитесь!.. А вообще-то, конечно, не мое дело, но мне хочется спросить: не рановато ли уезжаете? Может быть, все обернется по-хорошему?

— Вернуться никогда не поздно. Поздно бывает выехать. Если Бенеш на этот раз не поддастся на уговоры и не примет отставки «двенадцати», то еще можно надеяться на возвращение. Если же…

Чемодан никак не хотел закрываться, и Гоуска выругался.

— А Бенеш не опередит всех, как это было в тридцать восьмом году?

— Вряд ли… Впрочем, все может быть, — Гоуска засмеялся. — Бенеш, как и я, поскачет, поскачет, обернется — да опять в президентское кресло. Ну-ка, Гофбауэр, помогите мне закрыть этот проклятый чемодан.

Когда крышка чемодана захлопнулась и щелкнули замки, Гофбауэр спохватился:

— Эх, чуть не забыл! Вчера пани Гоуска — она уже в машине сидела — просила передать, чтобы вы обязательно захватили пакетик, тот, что за зеркалом в туалетной… Обязательно просила захватить.

— Что же вы молчали? Что там, в этом пакетике?

— Не знаю. Надо полагать, что-нибудь ценное. Она мне два раза напомнила.

— А ну, пойдемте.

— Пойдемте, пан Гоуска.

Гофбауэр, как человек воспитанный, пропустил хозяина вперед, но как только Гоуска вошел в туалетную, захлопнул за ним дверь и трижды повернул ключ в замке.

— Эй, старина! Что это вы шутить вздумали? — послышался голос хозяина. — Никакого пакетика за зеркалом нет. Зачем вы дверь заперли? Что за глупые шутки? Эй! Слышите?! Ну-ка, откройте!