Лучезар Станчев: Неверный шаг

— Прошу к столу! — входя в комнату пропела улыбающаяся Мадлен. Но улыбка тут же сбежала у нее с лица, когда она увидела нахмуренные лица мужчин.

— Оставь нас, Мадлен! У нас серьезный разговор! — глухо сказал Васил. И добавил: — Тебе, Эжен, тоже лучше уйти!

— Нет, папа! Раз разговор мужской, я должен остаться! И потом я хочу знать, какую роль во всей этой истории должен был сыграть мой чемодан?

Вместо ответа Евгений достал из портмоне небольшой листок и протянул его Эжену. Тот, запинаясь, прочел:

«Васил, я передумал. Извини, что создал тебе столько неприятностей, прости и за напрасные иллюзии. В будущем году приезжай с женой и Эженом в гости. Отец тоже просит тебя об этом. Твой брат Трифон».

Дочитав до конца, Эжен протянул записку отцу и вопросительно взглянул на Евгения.

— Я хочу, чтоб ты знал. Эжен... В этом чемодане ты должен был провезти схемы одного изобретения — усилителя нового типа. Эти схемы твой отец должен был продать от своего имени, обеспечив тем самым и средства для моей учебы в Париже.

Васил неоднократно порывался прервать Евгения, но у него не было сил... Наконец, он не выдержал:

— Хватит! Что тут плохого, что я собирался продать? Я ведь не отказываюсь выплатить договоренную сумму. Пожалуйста, приезжайте сюда все, и я передам целиком все деньги твоему отцу.

— Дядя, в состоянии минутной слабости отец допустил ошибку. Но очень скоро он осознал ее. Изобретение принадлежит болгарскому инженеру, и оно должно, понимаешь, должно остаться в Болгарии. Отец даже заболел от переживаний. Потому что он — болгарин. А ты?

— Болгария, Франция... Ну какая разница! У науки нет границ... Важно быть первым... Я бы смог выгодно продать изобретение твоего отца, а деньги мы бы поделили между собой! Разве это плохо? Ну что тут особенного? — сказал Васил.

— Очень сожалею о случившемся, дядя!

— Отец, но ведь ты тоже болгарин! А Франция как-нибудь проживет без чужих изобретений! И знаешь, давай закончим этот разговор! А маме ничего не скажем, а то она станет переживать!

— Хорошо, если ты обещаешь молчать, я ей тоже ничего не скажу, — с усилием проговорил Васил. — И все ж, разрази меня гром, если я понял, что у вас происходит. Видно, в Болгарии и впрямь многое изменилось, если деньги перестали быть для людей самым главным. Просто трудно поверить! Хотелось бы увидеть своими глазами...

— Ну так в чем же дело, дядя, приезжайте. Мы все вас приглашаем! И дедушка Йото вас ждет!

— Ладно, мы об этом еще поговорим! А теперь — ужинать!

Сердце Евгения сильно билось. Он испытывал гордость от того, что сумел одержать победу. Спасибо Эжену, он очень ему помог. Евгений с благодарностью посмотрел на брата, обнял его за плечи и с чувством сказал:

— Знал бы ты, как я тебе благодарен!

Эжен улыбнулся, взял его за руку и повел в столовую. Перед тем, как сесть за стол, они заказали разговор с Софией.

Мадлен была счастлива, что дети снова улыбаются, да и Васил уже не смотрит сердито. Она приветливо защебетала:

— Ешьте, дети, ешьте, а на отца не обращайте внимания! Он у нас всегда такой молчун...

Эжен заговорщицки взглянул на Евгения и подтвердил:

— Да, папа всегда молчит. Но, в сущности, он добрый. И в воскресенье мы все поедем в Версаль... Правда, папа?

— Да, конечно! Мадлен, я пойду к себе, мне что-то не хочется есть. — Василу было над чем подумать наедине с собой.

Мадлен с сочувствием посмотрела на Васила и сказала, обращаясь к Евгению:

— Базиль работает над одним изобретением. Это даст ему возможность перейти на лучшую работу. Он больше не будет обыкновенным чиновником на заводах «Рено». Переведи, Эжен!

— Мама говорит, что отец в последнее время слишком много работает...

— Да, да, я понял! — улыбнулся Евгений, который все же знал французский настолько, чтобы понять неточность перевода.

Дали Софию. Услышав тревожный голос отца, Евгений почувствовал гордость: он оправдал его доверие, справился с первым в своей жизни, по-настоящему взрослым поручением! В нескольких словах он дал отцу понять, что все в порядке, и что дядя Васил принял приглашение приехать на будущий год в Болгарию.

Евгений чувствовал себя легко и свободно. Перед ним была жизнь — сложная, исполненная борьбы и напряжения, жизнь, в которой самые высокие чувства рождены доверием, а самую большую гордость вызывает сознание честно выполненного долга.