На арест Митнера вышли мы с Обуховым и двумя автоматчиками (на случай неожиданных встреч). Выждали, пока Ткачев дал сигнал, что Куликов покинул свою засаду, и зашли в флигель, оставив солдат у двери. Обухов вежливо постучал в двери комнаты старика.
— Откройте, пожалуйста. Офицер хочет поговорить с вами.
— О чем мы будем говорить с паном офицером ночью? — громко зевая, отозвался хозяин.
— Дело не терпит промедления, пан, — ответил Обухов.
— Пускай пан офицер подождет минутку, я схожу за ключом.
Митнер подошел к окну, отогнул штору — разглядел автоматчиков. Поняв, что выхода нет, он решился на отчаянный шаг. Достал автомат из комода, распахнул окно, дал очередь по солдатам — один был убит, второй ранен. Когда Митнер вскочил на подоконник, намереваясь прыгнуть, раненый солдат нажал на спуск автомата.
...Ровно в двенадцать немецкая батарея дала первый залп по имению. Тотчас небо прорезали трассы «Катюш». Все смолкло. На позиции батарей противника бушевал огненный смерч.
Назавтра мы распрощались с капитаном Потаповым. Он вернулся к своим обязанностям. Через месяц нас с Обуховым вызвали на совещание у начальника контрразведки армии генерал-майора Зарелова. Генерал, представив нас собравшимся сотрудникам, поздравил нас с успешным завершением операции, предложил капитану Обухову сделать короткий отчет о ней.
— Надо подчеркнуть общую сложность операции, — сказал Обухов, раскрывая записную книжку. — Она проходила в условиях постоянного движения полка — то наступление, то вывод во второй эшелон обороны, то переброска в тыл; смена места и пополнение состава части добавляло сложности. В ходе операции надо выделить два основных момента. Первый — события, особенно начальные, представлялись разрозненными, не увязанными между собой, не подчиненными единой цели. Например, какая связь между разгромом нашей батареи и подменой регулировщика? Тогда мы не знали, что в тот день намечалась отправка новой радиостанции на передовую, а она-то главным образом интересовала агентуру. Второй момент — враг поначалу опережал нас, наносил упреждающий удар. Так погибли шофер Зайцев, младший лейтенант Кравцов, радист Мироненко. Это можно отнести к нашим просчетам...
— И Соловьева вы упустили, — заметил генерал Зарелов. — Или вы так не считаете?
— Нет, товарищ генерал-майор, не считаю, — твердо ответил Обухов. — Соловьев был взят на подозрение сразу. Но мы не спешили с арестом. Уж слишком очевидна была его работа, нам словно бы подставляли его. Об этом стоит сказать подробнее. У капитана Потапова исчезла фотокарточка из солдатской книжки, а жили они вдвоем с Соловьевым. К тому же Соловьев разыграл сцену с пропажей собственной фотографии, хотя она была на месте. Через некоторое время карточка возвращается к Потапову, и опять же об этом намекнул капитану радист. Все очевидно. Фото понадобилось агенту не столько для ознакомления или проверки нового человека, а главным образом, чтобы привлечь наше внимание к Соловьеву. Далее. Соловьев уклоняется от поездки на передний край, а в это время командный пункт подвергается внезапному обстрелу. Тут уж яснее ясного, что называется. Наконец, подложное письмо Соловьева к жене, которое грубо изобличало радиста как предателя и шпиона.
— Не совсем понятно, почему агент отпустил Соловьева к немцам? — задал вопрос один из сотрудников. — Вам не казалось, что он ставит себя под прямой удар, зная Соловьева, как человека слабовольного.
— Нет, нам так не казалось, — ответил Обухов, улыбнувшись. — Да, Карпов хорошо знал радиста, что одна из причин, по которой он хотел от него избавиться. Как он поступает? Пишет письмо к жене Соловьева, дает сержанту Майорову ложный адрес — позже мы установили это точно — и, зная, что сержант привезет письмо обратно и постарается вручить его лично Соловьеву, организует его побег — как раз в тот момент, когда ему грозит арест. На прощание они выпивают. Соловьев получает рассчитанную дозу яда. Если бы он не застрелился, все равно был бы мертв через час-два. Нам тогда тоже показалось странным, почему же Карпов отпустил Соловьева? Мы провели вскрытие трупа. Таким образом, агент обезопасил себя и спрятал концы.
Обухов перелистнул страницы записной книжки, продолжал.
— Карпов привлек наше внимание, когда пришел в качестве свидетеля по убийству Кравцова. Он пытался навести нас на радиста Мироненко. Но, поняв, что ему не совсем поверили, ликвидировал его... Может возникнуть вопрос: по какой причине Карпов убил младшего лейтенанта Кравцова? История кратко такова. У Кравцова была знакомая женщина — она могла стать его женой. Тут появляется Карпов, возникает сцена ревности. Она, боясь его потерять, открывает свою связь с немецкой разведкой — почему и приходит к ней Карпов. Возможно, надеялась привлечь Кравцова на свою сторону. Он порывает с ней, хотя не доносит... Он хранит тайну до того дня, пока не увидел Карпова в нашем полку. Это могло произойти так. Кравцов разговаривает с Мироненко, мимо случайно проходит Карпов. Они узнают друг друга. Кравцов решает заявить немедленно, хотя Мироненко уговаривает не делать этого... В этом происшествии нам показалось главным одно обстоятельство: Кравцова убили потому, что он решил вернуться в штаб. Понятно было, что Мироненко к этому не причастен, хоть и скрывал правду. Значит, был еще кто-то. Тут как раз пришел Карпов с показаниями. Подозрения укрепились, когда Михайлов побывал в столовой хозроты, где Егорову дали снотворное. Это потребовалось, чтобы снять слепок с ключа от сейфа, в котором хранились схемы новой радиостанции. Этим ключом Карпов воспользовался позже, тут его взяли. Они могли снять основные узлы на микропленку, но для этого требовались время и опыт, а доступ к радиостанции был строго ограничен. Тогда они пытались захватить ее, направив ложной дорогой, но, к счастью, пикап оказался неисправным.
Читать дальше