Так, что еще там интересного в конверте, который Антон про себя уже окрестил конвертом Пандоры. Следующим было письмо, написанное другим, более тонким и менее размашистым почерком. Конечно, это ее письмо, понял Антон, и руки у него задрожали. Можно представить себе, какую власть имела над мужчинами эта... эта Мессалина, если даже через давнее письмо, столько лет пролежавшее в сером шершавом конверте, ему передается ее чудовищная энергетика.
«Мишель, позволь мне называть тебя так, словно в те дни, когда мы любили друг друга и были счастливы нашим нехитрым супружеским счастьем.
Я выполнила твою просьбу и приняла девочек под свою опеку, естественно, не раскрыв им правды об их происхождении. Девочки прелестные, их внешность, ум и очарование юности многое обещают их будущим поклонникам. С ними будет все в порядке, я позабочусь об этом, обещаю тебе. Знаю, что те, кто знает мою тайну, в душе осуждают меня, и ты в их числе. Мишель, милый, поверь, что я сделала это только ради блага моих детей. Ты ведь знаешь, я не создана для радостей материнства. Я не наседка. И не могу быть привязана к гнезду. Какой пример я подала бы своим милым крошкам? Так что не суди меня и за того ребенка, который рожден был от Полякова. С ним тоже все в порядке, Василий дал ему свою фамилию, но отдал в приют, поскольку сам не имел возможности воспитывать дитя. С ним все хорошо, уверяю тебя. Да, ты знаешь, у всех моих детей на левом бедре, как и у меня, есть необычная родинка, такая особая дьявольская метка. Помнишь, ты называл ее «поцелуй дьявола», потому что она словно повторяет очертания губ? Это я говорю тебе на всякий случай, зная, как ты любишь устраивать судьбы несчастных и сирых. Вдруг пригодится эта особая примета.
Но я обращаюсь к тебе не за тем, чтобы рассказать о судьбе своих детей.
Я хочу встретиться с тобой. Да-да, не удивляйся. С того момента, как я получила твое письмо, я непрестанно думаю о тебе. Ты из тех мужчин, забыть которых невозможно даже в объятиях бога. Да, я знаю, что ты женат и счастлив в браке. Но ты ведь знаешь, я неприхотлива, мне не нужно тебя всего, лишь только ту часть души и тела я хочу, которая и так принадлежит мне. Думаю, что ты не откажешь мне во встрече, хотя бы для того, чтобы я могла вернуть тебе письмо от 13 марта сего года, которое я по забывчивости не уничтожила, а ведь его в любой момент может найти и прочесть кто-либо с недобрыми помыслами. Страшно подумать, как этот некто может распорядиться твоим невинным письмом. Тем более, что ты знаешь: я дружу с сотрудниками одной организации, очень влиятельной, они бывают в моем доме, остаются на ночь, и вдруг письмо найдет кто-то из них?
Итак, завтра в пятнадцать часов, в той же квартире в Семенцах, помнишь?»
Когда Антон отложил письмо, руки у него дрожали. Боже, ну и женщина! Бедный Михаил Иванович Урусовский! Шантажировать бывшего любовника его же письмом! Шантажом принуждать женатого человека к встрече с нею; да зачем ей это надо было? Для того, чтобы в кровь выплеснулся адреналин? Для того, чтобы сделать острее их встречу? Интересно, встретились они, или прадед оказался сильнее?
В конверте лежал еще один документ – отпечатанный на машинке, на пожелтевшей бумаге, и адре сован он был Анне Наруцкой. А подписан Ольгой Урусовской, женой Антонова прадеда.
«Анна! Не буду кривить душой, утверждая, что уважаю Вас или хотя бы ни в чем Вас не обвиняю. Нет, обвиняю и требую оставить в покое моего мужа. Вы достаточно покуражились над ним и надо мной. Но у меня двое детей, и им нужен отец. Мне есть чем повлиять на Вас. И если Вы предпримете что-то против моей семьи (хотя Вы и так уже предприняли достаточно), если будете мстить, знайте, я пущу в ход то, что имею против Вас. Поверьте, этого будет достаточно, чтобы раздавить Вас как гадину.
Ольга Урусовская, жена своего мужа.
8 декабря 1932 г.»
«Дорогая моя Ольга Урусовская, „жена своего мужа“! Не думайте только, что меня испугали Ваши дешевые угрозы. Меня, которая на короткой ноге с весьма влиятельными персонами! Успокойтесь. Я утратила интерес к Мишелю, он стал мне пресен. Но не скрою, что я ушла с вашей дороги не только поэтому.
Должна признать, что Мишель меня переиграл. Его ходы оказались сильнее моих. Да, это я вынудила его спрятать часы, а потом донесла на него. И если бы не его стремительная поездка в Москву, сейчас бы он был, сами знаете, где. Но вынудила я его не угрозами и не насилием, а всего лишь играя на струнах его честолюбия. Он неоднократно при мне повторял, что на строительстве Большого дома работают заключенные, среди которых много честных, ни в чем не повинных людей. И когда он получил в подарок от Менжинского часы, я вспомнила эти его слова. Жаль, что он не решился совсем избавиться от них, тогда бы шансов у него было меньше, уж я бы позаботилась об этом.
Читать дальше