Игорь Прелин: Автограф президента

Подобная тактика наиболее наглядно просматривается в действиях американского правительства, которое всегда отмежевывается от тайных операций, проводимых Центральным разведывательным управлением. Так было с убийством Патриса Лумумбы, Сальвадора Альенде, Орландо Летельера, с организацией покушений на Фиделя Кастро и ряд других политических деятелей, с различными диверсиями, в результате которых погибли сотни людей. Так было и с делом «Иран-контрас», когда администрация Рейгана с невероятным упорством отвергала очевидные доказательства своей причастности к тайным поставкам оружия.

Но в случае со мной такой номер не проходил, потому что президент США «наследил», как начинающий злоумышленник, оставив у нас в руках документ, неопровержимо уличающий его в причастности к акции против советского дипломата. Американцы могли сколько угодно доказывать, что я являюсь офицером КГБ, их никто не стал бы слушать потому что сам президент заверил своей подписью и личной печатью тот факт, что я не кто иной, как первый секретарь посольства СССР, то есть чиновник Министерства иностранных дел! А нарушение дипломатического иммунитета или, говоря другими словами, дипломатической неприкосновенности, а именно так в соответствии с международным правом квалифицируются любые провокации против официального представителя иностранной державы, да еще на территории чужой страны, во все времена считалось актом международного разбоя, то есть поступком, недостойным истинного джентльмена, коим непременно должен быть президент великой державы!

Для полной ясности следует также добавить, что с нашей стороны вся эта затея выглядела исключительно как моя «частная инициатива», никак не компрометирующая наше правительство: сначала задумал остаться на Западе, потом передумал, в конце концов, это мое личное дело, хочу — остаюсь, хочу — возвращаюсь в Москву, кому какое дело до моих намерений и при чем здесь Советское правительство?

Как видим, расклад получался явно не в пользу американского президента. Наверное, по этой причине, узнав, что конгресс принял законопроект о необходимости помешать Советскому Союзу в достижении его внешнеполитических целей, президент посчитал, что будет разумнее и полезнее для него на этот законопроект наложить свое «вето».

Впрочем, когда я сказал об использовании перед проведением этой акции «Специального мандата», я, конечно, оговорился, за что и приношу свои извинения. Подобное выражение в данном случае просто неприменимо. Использование подразумевает какие-то намеки, угрозы и тому подобное, короче говоря, то, что в «приличном обществе» квалифицируется как шантаж. Ничего подобного не было и быть не могло: во взаимоотношениях между руководителями великих держав, даже в периоды жесткой конфронтации, такие номера, как говорится, не проходят. Если в «приличном обществе» за такие штучки вполне можно получить канделябром, то в международных отношениях это может иметь еще более серьезные последствия.

Если иметь в виду описываемый случай, то просто каждая из сторон знала, что такой документ существует и что другая сторона понимает, к каким последствиям может привести эта «бомба замедленного действия» под президентским креслом, если она взорвется. А раз понимает, то и будет поступать в соответствии с этим пониманием. Вот и весь трюк!

Самое интересное в этой истории в том, что уже после проведения акции президент все равно потерпел поражение на выборах и документ потерял свою взрывную силу. Но это уже не имело никакого значения: дело было сделано!

После смены президента руководство разрешило мне снять ксерокопию с документа. Я поместил ее в рамочку и повесил в своем служебном кабинете, где она и висит до сих пор.

Кто-то может расценить это как мелкое тщеславие, но мне доставляет огромное удовольствие постоянно иметь перед глазами автограф президента Соединенных Штатов. В нашей профессии не так много житейских радостей, и далеко не всегда после успешно проведенного мероприятия полученное поощрение компенсирует наши физические и моральные издержки.

Так было и в этом случае, тем более что и награждать меня было в общем-то не за что. В конце концов, я первый был виноват в том, что попал в сложную ситуацию, поставив свою службу на грань крупного провала, и, надо честно признать, только «спортивное счастье», как любят говорить в подобных случаях журналисты, пишущие о спорте, помогло избежать крупных неприятностей. На этот раз повезло нам!