Ханс Русенфельдт - Себастиан Бергман. 5 книг

В четверть десятого Александр вышел из дома. Направился к машине. Обычно он выезжает настолько рано, что успевает до часа пик. Сейчас дорога на работу, наверное, займет час. Сегодня можно. Проходя по садовой дорожке, он отпер «Ауди». Бросил беглый взгляд на обширный газон. Полно листьев. Чертовы соседи, неужели они не могут убрать эти огромные клены? Мало того что летом они воруют у них солнце. Девяносто процентов их листьев заносит ветром на его участок. Он уже не раз подумывал сходить туда как-нибудь ночью и вогнать в стволы немного медных гвоздей. Но сколько пройдет времени, прежде чем эти проклятые деревья погибнут? Наверное, годы. Если это вообще сработает. Может, это просто миф. В том, что мотопила поможет, он не сомневался. Заманчиво. Что произойдет? Штрафы и возмещение ущерба? Немного писанины в прессе. Может, оно того стоит? Во всяком случае, они не смогут поставить эти проклятые деревья обратно.

Он открыл дверцу с водительской стороны, закинул портфель и уселся. Что-то кольнуло в поясницу. Будто оса укусила или… Он пощупал за спиной рукой. Снова укололся. Игла. Как, черт возьми, в чехле сиденья оказалась игла? Откуда она взялась? Он уже собирался открыть дверцу, выйти и посмотреть, сумеет ли он ее удалить, когда осознал, что что-то не так.

Сердце бешено колотилось.

Не билось быстрее, не учащало ритм. Бешено колотилось. Он тяжело откинулся обратно на спинку и попытался привести в порядок дыхание. Надо расслабиться. Дышать глубоко. Не получалось. Организм действовал на автопилоте. Удары пульса громыхали в ушах. Заныло в груди. Он понял, что у него будет инфаркт. Сердце явно не сможет долго справляться с таким напряжением. Чтобы привлечь внимание, он надавил руками на гудок. Безрезультатно. Он заколотил по рулю. Ни звука. Борьба в груди усилилась. Дышать становилось все труднее. В сосудах шеи стучало. Ему необходима помощь, немедленно. Но откуда? В такое время дня улица в районе с частными домами почти совершенно пуста.

На другой стороне, метрах в двадцати от него стояла машина, темно-красный «Фольксваген», которого он раньше на их улице не видел. Там сидели два человека. Александр попытался привлечь их внимание. Махал руками, легонько бил по стеклу. Только на это он и был способен: даже если бы ему удалось открыть дверцу, встать он все равно не смог бы.

Ему кажется или оба мужчины действительно смотрят на него? Один, рыжеволосый, определенно смотрит. Про второго понять труднее, поскольку он в солнцезащитных очках. Почему они ничего не предпринимают? Чувствуя, что сердце уже вот-вот вырвется из груди, он додумался до ответа на свой вопрос.

Его последняя мысль, как только сердце перестало биться, была, как ни странно, не об Аннике или о детях. Она была о Веронике: он понял, что та имела в виду, обещая обо всем позаботиться.

Билли засунул в тостер два куска хлеба. Подошел к холодильнику, достал масло, сыр и джем и поставил на поднос на кухонном острове. Повернулся к столу возле плиты и включил чайник. Свернув пополам омлет, он выключил под ним конфорку и оставил его доходить. Открыл шкафчик над мойкой и достал две кружки. Причин для спешки не было. Его опять отстранили от работы. Второй раз всего за несколько месяцев. Выглядело это, естественно, не слишком хорошо. Разнюхай об этом пресса, им бы это понравилось, но пока они до него не добрались. Об Альмнесе и о том, что там произошло, вообще писалось и говорилось на удивление мало.

От этого Билли только больше думал о тех событиях.

Чарльз вылезает из машины. Пистолет направлен на него. Мог ли он поступить иначе? Например, целиться в плечо или в ногу? Обезвредить его? У него не сохранилось стопроцентно ясных воспоминаний о ситуации, но одно он помнил мучительно четко. Сладкое предвкушение, появившееся, когда он спускался по откосу и приближался к машине.

Во время внутреннего расследования Торкель, разумеется, будет свидетельствовать в его пользу. Чарльз Седерквист, тренированный сотрудник разведывательного управления, угрожал вскинутым пистолетом с расстояния всего нескольких метров. Даже раненый, он, вероятнее всего, представлял собой смертельную угрозу. Имелось много свидетелей. Нет, по поводу внутреннего расследования Билли не особенно волновался, собственно, вообще не волновался. Мучило же его временами то, что, хотя в памяти не сохранилось все, приведшее к выстрелам, он прекрасно помнил ощущение сразу после них. Разлившееся по телу тепло, когда он увидел, как Чарльз падает на землю. Скорее эндорфины, чем адреналин, он был уверен. Гармония. Чистое безумие, но сравнить это он мог только с ощущением после секса. Действительно хорошего секса.