Лысый пистолетом ткнул Стаса между лопаток:
— Звони.
Прежде, чем подойти к двери, Скрябин посмотрел через плечо. Последним шел Петруха, перед ним — адвокат. У Лукошкина тряслись губы. Он понимал, что если не прямо сейчас, то чуть позже его тоже убьют.
Скрябин позвонил. Длинный звонок, короткий, короткий, короткий…
— Рома, это я, Стас. Открой!
И началось…
Дверь сорок первой никто не открыл, зато распахнулись двери всех остальных квартир на площадке. В каждой было по несколько оперативников и спецназовцев, так что на попавших в окружение оказалось нацелено сразу полтора десятка стволов.
— Бросай оружие! — рявкнул Арнаутов, во весь рост стоявший в одном из дверных проемов.
Стас бросился в сторону, но Лысый обхватил его за шею и плечо, прижал к себе, приставил ствол к голове:
— Я убью его! Назад!
С неожиданным проворством Дядя Вася спрыгнул вниз, к двери сорок первой квартиры, и прикрылся Лукошкиным.
— Не стреляйте! — заверещал адвокат. — Не стреляйте, не надо!
— На пол, суки! На пол! — крикнул кто-то из собровцев.
Только Петруха растерянно замер, опустив пистолет и переводя взгляд с Арнаутова на почти не видимого за Лукошкиным Дядю Васю.
— Брось пушку, ну! — скомандовал Арнаутов, и Петруха выпустил «макарова» из руки.
— Мудак! — выдохнул Дядя Вася и, выстрелив из-под руки адвоката, ранил одного из спецназовцев.
По нему дали автоматную очередь. Он пригнулся и, прикрываясь Лукошкиным, сделал еще несколько выстрелов.
Лукошкин заорал — и навсегда замолчал, когда в него попало сразу несколько пуль.
Прикрываясь его мертвым телом и отстреливаясь, Дядя Вася начал отступать наверх, к чердаку.
Под прикрытием Стаса Лысый попятился к лестнице. Их движение отслеживали несколько автоматных и пистолетных стволов, и будь хоть малая возможность, и Лысого завалили бы, но он умело держался позади Стаса.
Петруха сел на корточки и обхватил голову руками.
— На пол! — кричали ему. — На пол ложись, сука!
Но он продолжал сидеть, чуть раскачиваясь из стороны в сторону. Может быть, он молился или рыдал, но из-за грохота выстрелов этого не было слышно.
И вдруг вскочил и метнулся в одну из квартир, как будто хотел головой и руками пробить заслон из спецназовцев. На секунду отвлекшись от прицеливания в Лысого, один из них ударом приклада успокоил Петруху, отправив его лежать к стене лестничной клетки.
Мертвое тело Лукошкина дергалось от попадающих в него пуль, но продолжало защищать Дядю Васю. Оказавшись у чердачной двери, он бросил Лукошкина и нырнул в темный проем. Ударили автоматные очереди, однако он был уже вне пределов досягаемости.
Лысый продолжал пятиться, держа перед собой Стаса. Чтобы нащупать у себя за спиной первую лестничную ступеньку, он замер в неустойчивом положении.
Стас просто качнулся назад — и они вместе упали.
Они скатились вниз на полэтажа. Пистолет отлетел в сторону. Стас вывернулся, оказался сверху противника.
Кто-то дважды выстрелил в них.
— Не стрелять! — заорал Арнаутов, бросаясь на подмогу Стасу. — Это наш!
Арнаутову надо было пробежать не больше десяти метров, но он не успел.
Не успел спасти Лысого.
Оказавшись сверху, Стас ударил его пальцами в глаза, а потом просто крепко сжал его голову и принялся исступленно колотить затылком об пол, не чувствуя ответных ударов и рыча:
— Не трогай мать, падла, не трогай мать! Это я тебе кишки вырву, тебе, тебе!
Звуки от ударов черепа по бетону становились все мягче и глуше.
Лысый был уже мертв, но Стас продолжал бить и бить, не замечая ни смерти противника, ни того, что сам весь перепачкался его кровью. Арнаутов отшвырнул Стаса в сторону.
— Пусти! — орал Стас, вырываясь из рук подоспевших спецназовцев, а они, с трудом удерживая его, успокаивали:
— Все, братишка, все, все…
Увидев вместо затылка Лысого кровавое месиво, Арнаутов коротко выругался. Потом схватил с лестницы выроненный им при падении пистолет с глушаком, и вложил в руку трупа. Сжал пальцы на рукоятке, поправил положение руки так, чтобы вид казался естественным, а пальцы не разжимались, и побежал на чердак, по дороге успев и злобно глянуть на притихшего Стаса, и оттолкнуть двух оперов, пинавших оглушенного Петруху.
Когда Арнаутов выбрался через слуховое окно, Дядя Вася стоял на краю крыши и, прищурясь, из-под козырька своей вечной кожаной кепки смотрел на окруживших его оперов и спецназовцев. Патроны в двух пистолетах — и своем, и Стаса — закончились, и у него оставалось только два выхода.
Читать дальше