Грант повернулся к выходящему из фургона профессору в резиновых сапогах, которые были ему здорово велики, а Ник быстро пошел, довольный тем, что ему позволили уйти.
Теперь перед ним, по крайней мере, стояла какая-то конкретная задача, решение которой могло со временем привести к разгадке.
Машина Гранта стояла за воротами, на дорожке, и водитель сидел за рулем, куря сигарету.
— Старший инспектор остается здесь, — сказал ему Ник, — а ты отвезешь меня к дому Гарри Фолкнера в Сент-Мартин-Вуд. — Он взялся за ручку дверцы. И водитель спросил:
— А что делать с янки, сержант? Он ходит здесь взад и вперед как кот по горячим кирпичам с тех самых пор, как вы вошли в ворота.
Чак Лайзер вышел из тени на свет, под одинокий фонарь над воротами. Он выглядел как живой мертвец. Кожа на его лице натянулась, и темная щетина на подбородке подчеркивала желтоватую бледность кожи.
В глазах Чака стоял вопрос, и Ник ответил на него:
— Боюсь, что это Бен. Похоже, что в него дважды стреляли в упор. Хочешь войти?
Потрясение было явно слишком сильным: казалось, что-то вышло из Лайзера вместе с глубоким вздохом. Он покачал головой:
— Зачем?
— Подбросить тебя?
— Куда? — Лайзер снова покачал головой. — Он был славным малым. Слишком хорошим, чтобы кончить так.
Он повернулся и пошел прочь. Ник настойчиво окликнул его:
— Чак, ты не сделаешь никакой глупости?
Лайзер пожал плечами:
— Это не важно, генерал. Разве вообще что-нибудь имеет значение в этом паршивом мире?
— Мы узнаем, кто это сделал. Мы их поймаем.
— Ну и что? Это ведь не вернет Бена. Иисусе Христе, генерал! Вы когда-нибудь задавали себе вопрос: что же происходит?
Он снова побрел прочь; Ник догнал его и схватил за руку.
— Я еду к Белле, Чак. Она нужна для официального опознания. Поедем со мной. Ты можешь, если хочешь, остаться ждать меня в машине.
— А какой в этом смысл?
— Ну, скажем так. Смерть одного хорошего человека за ночь — этого достаточно. Я просто не перенесу еще одной.
Лайзер мрачно смотрел на него несколько минут, ничего не говоря, затем дважды кивнул, давая знать, что он понял. Вместе они вернулись к машине.
Дом в Сент-Мартин-Вуд был все еще залит светом, когда они подъехали, но перед домом оставались припаркованными только четыре машины. Все еще раздавалась музыка проигрывателя, слабо звуча сквозь занавески на окнах в длинной комнате. Ник повернулся к Лайзеру:
— Пойдешь со мной? Похоже, вечеринка еще в разгаре.
— Почему бы не пойти? Может быть, им нужен хороший пианист.
Они вместе поднялись по ступеням. Дверь была заперта, и Ник сильно нажал на кнопку звонка. Он держал на ней палец добрых полминуты.
Когда дверь, наконец, раскрылась, выглянул Крэйг. Лицо его с одной стороны сильно распухло, на нем была видна большая ссадина. Он выглядел очень злым. По его сверкающим глазам было видно, что он пьян.
— Что вам здесь, дьявол вас возьми, нужно? Вечеринка закончилась!
— Мне кажется, что еще нет.
Ник сильным толчком отпихнул его и вошел. Холл был пуст, но в длинной комнате две пары все еще бессмысленно топтались на полу. Возле камина на диване стиля Регентства спал мужчина в смокинге.
Лайзер прошел по комнате, подошел к проигрывателю, выключил его, сел за фортепьяно и начал играть.
Крэйг захлопнул входную дверь, схватил Ника за рукав и повернул его к себе.
Ник легко освободился:
— Посмей только сделать так еще раз, и я прошибу тобой стену. Где миссис Фолкнер?
— У тебя есть ордер?
— Дело в том, что он мне не нужен. Где она?
— Я видел, что она прошла в свою комнату примерно полчаса тому назад. Похоже, что с нее довольно.
— Иди и притащи ее. Скажи, что я хочу с ней поговорить.
Крэйг открыл рот, чтобы огрызнуться, но, по-видимому, решил воздержаться. Он пошел по холлу, а Ник подошел к фортепьяно.
Лайзер устало улыбнулся:
— Мы уже были здесь, генерал!
— Долгая ночь, Чак. Чертовски долгая ночь, — сказал Ник. — Хочешь выпить?
— Неплохо бы.
Ник подошел к бару, нашел пару чистых стаканов, бутылку шотландского виски и вернулся к фортепьяно. Он щедро налил Лайзеру, наполнил до краев свой стакан и выпил его залпом.
— Осторожно, генерал! Так это может войти в привычку, — сказал Лайзер.
Когда тепло разлилось по его телу, Ник налил себе еще, затем прислонился к фортепьяно, слушая музыку, которая, казалось, окутывала его.
Было пять часов утра. Долгая ночь была на исходе, и он чувствовал себя очень усталым, слишком усталым, чтобы здраво мыслить; это было очень плохо. Это было плохо, потому что подсознательно что-то грызло его, пилило, как ножовкой, что-то, что было ключом ко всей этой истории, и будь он проклят, если он может догадаться, что же это такое!
Читать дальше