Дмитрий Вересов - Аслан и Людмила

Разговаривать с теткой Мила любила по двум причинам. Во-первых, Надя была матерой. И многое в жизни понимала совершенно не так, как Мила, что было весьма любопытно. А во-вторых, поговорить с Надей было полезно. Она была как подружка. Говорила обо всем легко и непринужденно. С мужем была в разводе, что давало ей моральное право иметь богатейшую личную жизнь и не краснеть за нее перед Милой. Имела десятилетнюю дочь Машку.

С мамой Наташей ничего обсуждать не хотелось. Отчасти потому, что мамин долг был ее воспитывать. Не могла же она, как подруга, принимать Милину жизнь такой, какая она есть. Ей непременно нужно было объяснить дочери, как надо.

И еще: мама есть мама — и это автоматически упраздняло некоторые темы для разговоров. Сама мысль, что у мамы, возможно, тоже имеется какая-то интимная жизнь, была неприятна.

С теткой все было проще.

Правда, и ей она не могла рассказать об Аслане. Не уверена была, что та, пусть и случайно, не разболтает. Зато в общих чертах могла ей поведать о том, что на душе тяжело. И что ей не звонят…

Не очеловечивай мужчин! — вот первая мудрость, которую она вынесла из их разговора.

— Ты приписываешь им какие-то мысли, блин, чувства, которых у них и в помине нет и не бывает. Ты думаешь, он сидит где-то там и складывает в уме, что ты подумаешь, если он скажет тебе то или се. Хрена лысого! Запомни — они вообще словами не думают. Как собаки. То в башке куриная нога проплывает, то задница чья-нибудь. А чаще всего — пиво. Так что, дорогая моя — забудь все эти свои романтические метания. Делай только то, что нужно тебе самой! Порция здорового эгоизма никогда не повредит.

Мудрость номер два заключалась в том, что идеальных мужчин не бывает.

— Ой! Никто ей не подходит… — передразнила ее тетка. — Все проти-ивные… Смотри на проблему шире! Если все противные, кто-то явно противнее. Ну вот поиграем давай — выбираешь наименее гадкое лично для тебя. Задача ясна? Ну, чтоб понятно было — начнем не с мужчин, а с болезней. Что в принципе одно и то же.

— Ну давай. — Мила потерла руки и приготовилась. Теткин заразительный энтузиазм мгновенно передавался и ей.

— Поехали. — Тетка голосом диктора центрального телевидения начала вещать: — Перелом — руки, ноги, ребра?

— Руки! — быстро определилась Мила.

— Коклюш, ветрянка, корь?

— Ааа… — Мила лихорадочно соображала. — Корь. Корь. Корь.

— Трусы, часы, очки? — угрожающе спросила тетка.

— Трусы! — Мила давилась от смеха.

— Гинеколог, стоматолог, гаишник?

— Гаишник!

— Ну что, разогрелись? А теперь не думать! Достоевский, Чехов, Тургенев!

— Достоевский! — выпалила Мила, удивляясь сама себе.

— Пушкин, Есенин, Маяковский?!

— Есенин.

— Миронов, Машков, Куценко?!

— Машков. Ну это просто! Сложнее давай! — с азартом выкрикнула она.

— Ленин, Маркс, Энгельс?!

— Маркс!

— Горбачев, Ельцин, Путин?

— Путин.

— Леонтьев, Хиль, Кобзон?!

— Нет! Всем — отказать! — Мила закрыла лицо руками и расхохоталась.

— Это, моя девочка, называется диапазон приемлемости. Когда из трех зол надо выбрать наименьшее, в нем вполне можно найти привлекательные черты. А ты говоришь, проти-ивные… Мне имен твоих кавалеров не надо, но троих-то, думаю, ты вспомнишь. Просто в уме прикинь — Коля, Вася, Петя. И все тебе станет ясно.

Таким ли методом, другим ли, а результат у Милы все время получался один и тот же. Аслан. Но вместо радости оттого, что, как ни считай — все сходится, на душе у нее опять скребли кошки. Одно дело, когда мужчина хочет — и тебе только выбирать. И совсем другое, когда ему все равно. Хотя, может быть, применять теткин метод нужно только к тому, кого на здоровую голову выбирать не стала бы. Не Коля, Вася и Аслан, где ответ однозначно предопределен. А именно Коля, Вася, Петя… Тут задумаешься, это тебе не Маркс с Энгельсом.

Пока она по теткиному совету «прикидывала», на кухню прибежала Машка, двоюродная Милина сестра. Она уже «отбарабанила», как называла занятия по музыке Надя. А уроки делать ей сегодня было нельзя. Окулист закапал в глаза капли. Атропин. Теперь неделю Машке сидеть на уроках и отдыхать. Ни читать, ни писать. Атропин парализует аккомодацию, зрачок широченный и вблизи ничего не видно.

— Будет теперь бездельничать, коза!

Надя прихватила свою Машку за бочок. Та взвизгнула, зашлась смехом и стала защищаться от матери руками.

— Возьми, Манюня, себе чаю с печеньем в комнату. А мы с кузиной твоей еще поболтаем. Давай, давай. — И крикнула уже ей вслед: — И музыку себе включи. Да погромче! — А Миле вполголоса договорила. — Чтоб не слышала, что тут мать за ерунду говорит…