Элизабет Адлер: До встречи в Венеции

Сунув руки поглубже в карманы куртки, он заставил себя выбросить все мысли из головы, он хотел как можно полнее слиться с природой, с завываниями ветра и шумом волн. Вдруг он нащупал глубоко на дне кармана какую-то бумажку.

Наверное, какой-то забытый рецепт, подумал он. Но это был несколько раз сложенный листок зеленой бумаги, которой пользовалась одна Лейлани.

«Дорогой Сэм» — вот что было написано на листке.

Я сижу и гляжу на нашу собаку, которая лежит рядом со мной, и изо всех сил стараюсь не смотреть на океан, куда, как я знаю, ты отправился рыбачить. Твоя собака очень стара, Сэм. Ей недолго осталось жить на этом свете, и ты даже не догадываешься, как я ей завидую.

Мне с самого начала был не по душе твой образ жизни. Я ждала, что сердце подскажет мне, как быть, но оно молчало. Почему мне не дано такого же простого счастья, как тебе? Сегодня вечером ты, тихо насвистывая, смолил лодку, а я спрашивала себя: «Почему я не могу быть такой, как ты?»

Всю жизнь я пыталась быть счастливой, но у меня не получалось. Порой мне казалось, что я обрела себя в моих картинах, пожалуй, в них я ближе всего подобралась к «счастью». Но затем я растеряла большую часть моего счастья. И теперь твердо знаю: я никогда не обрету его.

У меня нет сил жить дальше, Сэм. Больше всего мне хочется стать «ничем». Скоро я пойду к океану, к той песчаной отмели, которая появляется из-под воды лишь во время самого низкого отлива. Я сяду и буду смотреть, как океан приближается ко мне. Один только ты знаешь, как я боюсь его. Говорят, что так поступают только трусы, но ты поймешь меня, Сэм, это мой самый смелый поступок, не правда ли?

А потом, мой любимый, мы обретем свободу.

Я вспомнила наш медовый месяц в Париже. Как мы там были счастливы! Я часто пыталась вернуть то состояние легкости и счастья, но, увы, оно навсегда исчезло.

Не печалься обо мне, любимый. Ты должен жить дальше, Сэм. Поверь мне, если бы я могла любить, то любила бы только тебя одного.

Внизу стояла подпись — «Лейлани Найт». Сэм сунул письмо обратно в карман, туда, куда положила его Лейлани. Она знала, что он непременно найдет его, потому что, гуляя с собакой по берегу, он обычно надевал именно эту куртку. Она была уверена, что он обнаружит и прочтет ее письмо.

Он шел вдоль моря и плакал, но слезы быстро высыхали на ветру. Когда он дошел до места, указанного Лейлани в письме, песчаная отмель выступала из-под воды, было время отлива, он остановился и стал глядеть в море.

Отлив сменился приливом. Он стоял и смотрел, как первая волна накатила на отмель и схлынула, разгладив полоску песка.

Слезы жгли ему глаза.

— Я любил тебя, Лейлани! — крикнул он навстречу ветру. — Я никогда тебя не забуду.

По лицу Сэма Преш сразу поняла, что с ним что-то случилось. Он не торопясь вынул из кармана зеленый листок.

— Хоть это предназначалось только мне, — тихо заметил он, — но думаю, ты должна знать все.

Она взяла письмо. Глаза Сэма казались совершенно безжизненными.

— Это от Лейлани, да? — тихо спросила она.

— Она оставила письмо в кармане моей куртки, полагая, что я обязательно найду его там. Оно там сильно смялось, видимо, поэтому полицейские не обнаружили его.

Преш подошла к окну и принялась читать. Закончив чтение, она от волнения долго не находила слов.

— Но почему? — наконец вырвалось у нее. — Ведь у нее было все, ради чего стоит жить.

— Маниакально-депрессивный психоз — очень тяжелое заболевание. Лейлани уверяла, что принимает лекарства, но… Наверное, все-таки не принимала.

Преш подошла и опустилась на колени рядом с ним, с тревогой заглядывая ему в глаза.

— У тебя теперь есть объяснение всему случившемуся. Если ты покажешь ее письмо в полиции, то у них больше не будет к тебе никаких вопросов.

— Нет! Я ни за что не дам им читать последние слова Лейлани. Они предназначались только мне.

— Но в этом письме твое спасение, Сэм, — уговаривала его Преш. — Ты должен показать его.

— Я и раньше не открывал тайну ее болезни и теперь не собираюсь.

— Нет, ты должен, — настаивала она. — Дело очень серьезное, Сэм. Сегодня ты убедился в этом. Если ты не покажешь им письмо, тебя могут арестовать за убийство. Разве это имела в виду Лейлани, желая тебе счастья?

Они долго смотрели в глаза друг другу, наконец он вздохнул и согласился с ней.

Преш взяла два высоких бокала с красным вином из Каролины и подала один Сэму.

— Выпьем, но сначала надо произнести тост, — торжественно сказала она.