Джеймс Паттерсон - Прыжок ласки

– Ты истерзал мне всю душу! Никто раньше так не смел поступать со мной, – прошептала Бу.

Джеффри держал себя в руках. Ему надо было блестяще сыграть эту роль, чтобы получить достойное вознаграждение.

– Я борюсь за собственную жизнь. Клянусь, я теперь часто думаю о том, как убить себя. Неужели ты так ничего не услышала и не поняла? Или ты хочешь, чтобы твое имя склонялось в дешевых газетенках? Вот почему я все это время не контактировал с тобой.

Она засмеялась, и в этом смехе прозвучали одновременно и горечь, и надменность.

– Что ж, этого все равно не избежать. После того как я выступлю в суде, все газеты заговорят обо мне. И тогда мне уж точно не скрыться от вездесущих фотокоресспондентов.

Шефер закрыл глаза:

– Ну, давай пока не будем говорить о неприятностях, дорогая.

Она тряхнула головой и нахмурилась:

– Ты же знаешь, что я не хочу причинять тебе боль. Джефф, ну почему ты мне так ни разу и не позвонил? Ты же самый настоящий негодяй после этого!

Он опустил голову и стал похож на кающегося провинившегося мальчика.

– Ты сама знаешь, что я подошел к самому краю как раз перед тем, как все это произошло. Но теперь мне стало еще хуже. Неужели ты думаешь, что я настолько контролирую себя, что способен принимать адекватные решения?

Она сухо улыбнулась. В это время Шефер мимолетом заглянул в комнату и заметил на столе в коридоре книгу «Мужчина и его символы» Карла Юнга. Весьма уместно.

– Нет, я так не думала. Что же тебя привело ко мне сегодня? Кончились таблетки?

– Мне нужна ты, Бу. Я хочу снова держать тебя в своих объятиях. Вот и все.

В тот вечер миссис Кэссиди дала Джеффри все то, что ему требовалось. Они занимались любовью с животной страстью, сначала на серой бархатной кушетке, которую обычно занимали пациенты Бу, потом в кресле-качалке, где она сама любила сидеть во время приема. Он полностью забрал и ее тело, и душу.

После этого Бу снабдила его лекарствами: антидепрессантами, болеутоляющими средствами, транквилизаторами. Бу до сих пор доставала таблетки у своего бывшего мужа, который работал психиатром. Шефер не знал, какие отношения они поддерживали, и, по правде говоря, его это не интересовало. Он сразу же проглотил несколько таблеток либриума и сделал себе укол викодина.

Затем он снова взял Бу, на этот раз прямо на кухонном столе. «Как в разделочной мясника», – почему-то подумалось ему.

Около одиннадцати вечера Джеффри покинул ее квартиру, чувствуя себя еще хуже, чем когда он только собирался навестить Бу. Но он знал, что ему надо сделать, и запланировал это еще до того, как отправился к доктору Кэссиди. Тогда они все рехнутся. Все. И пресса, и присяжные.

Итак, внимание! Действие третье…

Сразу после полуночи меня разбудил телефонный звонок, который чуть не свел с ума. Уже через несколько минут я на огромной скорости мчался по бульвару Рок-крик, и сирена разрывала тишину ночи. А может быть, она ревела по Шеферу?

В половине первого я уже подъехал в район Калорамы. Здесь, возле дома Шеферов, стояли полицейские машины, кареты скорой помощи и, разумеется, фургончики телевизионных компаний.

Несколько соседей Джеффри не поленились выйти среди ночи на улицу, чтобы своими глазами полюбоваться на кошмар. Они никак не хотели верить в то, что случилось в их престижном районе.

В прохладном ночном воздухе потрескивали помехи нескольких включенных полицейских раций. Над головой завис вертолет, принадлежащий компании новостей. Прямо за мной остановился грузовичок с яркой надписью «Си-Эн-Эн» на борту.

На лужайке перед домом я увидел знакомого детектива Малькольма Эйнсли. Мы с ним часто встречались и на местах происшествий, и на вечеринках. Неожиданно входная дверь в дом Шеферов распахнулась.

Двое медиков вынесли носилки. Тут же повсюду засверкали вспышки фотоаппаратов.

– Это Шефер, – пояснил Эйнсли. – Сукин сын пытался покончить с собой, Алекс. Перерезал себе вены, предварительно наглотавшись таблеток. Там, в квартире, повсюду разбросаны пустые упаковки. А потом, наверное, передумал и позвал на помощь.

У меня накопилось достаточно информации о Шефере еще до начала суда. Кроме того, я уже давно составлял на него психологический портрет, поэтому легко мог представить себе, что тут произошло. Первое, что сразу приходило в голову, так это начавшийся тяжелый приступ депрессии, связанный с маниакально-депрессивным психозом. Не исключалась также и циклогимия, при проявлении которой наблюдается резкая смена периодов возбуждения и подавленного состояния. Ко второстепенным признакам этого заболевания относится раздутая, сильно преувеличенная самооценка, снижение потребности во сне, невероятное желание доставлять себе удовольствие и нездоровое стремление к удовлетворению своих потребностей всеми доступными средствами. В случае с Шефером это было желание выиграть любой ценой.