Картер Браун: Путеводный свет

Вторая машина появилась пятью минутами позже. Чейри с надеждой посмотрела на меня, услышав в коридоре шаги офицеров.

— Теперь мне можно уехать?

— Вы шутите? — завопил я. — Вы же основной свидетель. Я распоряжусь, чтобы они отвезли вас в отель за счет округа, поселили в хорошем номере и поручили толковому копу находиться неотлучно при вас все двадцать четыре часа в сутки до самого суда.

— Ну ладно… — Сперва она вздохнула, потом заговорщически подмигнула мне: — Полагаю, все могло бы обернуться хуже. А теперь у меня уютный номер в отеле и суровый верзила-полицейский для компании днем и ночью.

Часовая стрелка приближалась к восьми, когда я добрался до дома и приготовил себе выпивку. Вообще-то я должен был чувствовать себя страшно усталым, но ничего подобного, разве что испытывал небольшую горечь.

Несмотря ни на что, я не мог позабыть, как выглядела Джастис, когда я впервые вошел в спальню и увидел ее там нагой. Ее тело купалось в неярком свете лампы…

Признаться, меня заедало то, что я никак не мог справиться со своей по-юношески глупой памятью, которая упорно цеплялась за подобные картины — даже после того, как дамочка пыталась меня убить. И не раз, а дважды! Поэтому я приготовил себе второй бокал и принялся думать о том, какими словами встречу завтра утром Лейверса. Но даже эти мысли не доставляли мне удовольствия. И я уныло подумал, что приближающаяся ночь не сулит мне ни удовольствия, ни отдыха.

Внезапно раздался дверной звонок.

Если это Лейверс, решил я, схвачу клюшку и сыграю с ним в гольф, используя его самого в качестве мяча, чтобы выпроводить вон из квартиры.

Но когда я открыл дверь, мимо меня провальсировало некое белокурое фантастическое видение. Переливающийся голубой восточный халат ниспадал с его плеч и обвивался легким облаком дюйма на четыре выше колен.

Я снова запер дверь, потому что дивная дева была уже за моей спиной, и медленно вернулся в гостиную. Над проигрывателем склонилось голубое облако, провальсировавшее через пару секунд на кухню. Я остался на месте, вслушиваясь в волшебные звуки старой пластинки Эллингтона и моля Бога; чтобы не случилось ничего худшего. Хватит и того, что я только что сошел с ума.

Голубое облако снова ворвалось в гостиную и замерло передо мной. Мои пальцы автоматически сомкнулись вокруг бокала, который сунули мне в руку.

— Если под этим голубым облаком скрывается действительно Аннабел Джексон, — медленно заговорил я, — то как получилось, что вы не разыскиваете нового Харольда?

— Я слишком молода, чтобы всерьез думать о замужестве, — весело ответила она. — И вы были правы, знаете ли… Если бы он бросил один только взгляд на мой черный кружевной гарнитур, его бы хватил родимчик и он побежал бы с воплями к своей мамочке. — Она сделала какое-то движение плечами, и ее голубое облако затрепетало, как крылья птицы. — Кроме того, кому нужен Харольд, когда можно провести время с местным героем, посидеть на удобной кушетке и послушать удивительные старые мелодии Эллингтона?

— Счастье мое, — произнес’я почтительно, — я никогда не подозревал, что вы обладаете таким отменным вкусом.

— Это особый вид благодарности, — вежливо пояснила она. — Я пытаюсь ликвидировать недостатки в вашем воспитании и тягу к девицам, которые не отличаются требовательностью…

Она повторила свое непонятное движение, и я зажмурился, пока голубое облако не успокоилось.

— Эл, — спросила она обеспокоенно, — вы не заболели?

— Все дело в голубом облаке, под которым вы скрываетесь, — объяснил я. — У меня сложилось впечатление, что оно живет собственной жизнью. Меня страшит, как бы у него не появились человеконенавистнические устремления.

— Вам следовало сказать об этом раньше! — Ее голос был полон сочувствия. — Я немедленно от него отделаюсь.

У меня глаза чуть не выскочили из орбит, когда голубое облако поднялось вертикально к потолку, а затем упало на ковер, как будто его проткнули в нескольких местах.

— Вот, пожалуйста! — Аннабел затолкала его ногой под ближайшее кресло. — Так лучше?

Она повернулась ко мне с плутоватой улыбкой на лице, и мой язык буквально прилип к гортани. Ее твердые точащие вперед груди были едва прикрыты прозрачным белым кружевным бюстгальтером. Белые же кружевные трусики походили скорее на затвердевшую дымку, целью которой было подчеркнуть умопомрачительный изгиб ее бедер. Тут все было продумано и учтено: и кружевная оборочка на этой дымке, и небесно-голубые подвязки, натягивавшие нейлоновые чулки.