Джеймс Чейз - Запомни мои слова (рассказы)

– Разумеется, оно вам кружит голову. – Он обнял ее, за талию, позволив своей руке утвердиться на ее бедре. Она посмотрела на его руку, потом бросила быстрый взгляд на его лицо. Он притянул ее к себе. – А что, у вашего папы много грошей, не так ли? – брякнул он, ожидая, что она отпрянет.

Она не шевельнулась.

– Почему вы спрашиваете об этом?

– Мне нравится беседовать о грошах. – Его рука переместилась выше, накрыв ее грудь. Он ощутил под рукой ее твердость и полноту. Она затрепетала и застыла. Хини продолжал говорить, стараясь, чтобы его голос звучал нормально. – Мне нравится слушать истории о мужиках с большим количеством грошей. Должно быть, прекрасное чувство дарить такой даме, как вы, все, что вам угодно, не заботясь, откуда берутся деньги, чтобы за это за все расплачиваться. – Он не задумывался над своими словами, он понимал, что сейчас надо без умолку разговаривать. Он чувствовал, как она расслабляется под его рукой. – Я был простофилей всю свою жизнь. Может быть, вы не понимаете, что это значит? – Он передвинул руку и ощутил вес ее груди.

Она скорчила гримаску.

– Какой вы несчастный, – произнесла она, немного приоткрыв полные губы. Тонкими длинными пальцами она охватила его запястье и попыталась убрать руку.

– Пусть остается, детка, это приятное чувство.

Она поколебалась, глядя в сторону, потом все-таки отвела его руку. Хини пробормотал заплетающимся языком:

– Вы милое дитя. Черт! Вы милое дитя!

Она беспокойно пошевелила своими длинными ногами.

– Вы не сказали мне, кто вы такой. – В ее голосе не было никакого интереса.

Хини повел руку вниз и подсунул под ее колени.

– Я покажу вам, как сесть поудобнее. – Он приподнял ее немного, и она теперь полусидела, полулежала на его коленях. Он ожидал, что последует сопротивление, но она лежала расслабленно, свесив руки по бокам. Он подумал: «Это легкая работа». – Так удобно? – спросил он, наклоняясь над ней. Она откинула голову, закрыла глаза и прошептала что-то, чего он не смог расслышать. Он грубо притянул ее к себе и накрыл ртом ее губы. Ее рот открылся, и он почувствовал ее дыхание. Ее руки охватили его шею, и она начала тихо стонать.

Его свободная рука скользнула по ее шелковистому колену, коснулась теплой гладкой плоти. Внезапно она обняла его и до боли прижалась своим ртом к его губам. Ему стало трудно дышать, он хотел освободиться, но она его не отпускала. Он оторвал от нее руки и попытался ее оттолкнуть, кровь стучала в его висках. Ее руки оплели его горло, как стальные ленты, лишив его легкие воздуха. Внезапно впав в панику, он начал сопротивляться, но не смог с ней совладать. Перед его глазами заплясали огоньки, он осознал, что она его душит, и он ничего не смог с этим поделать.

После полуночи их нашел Джо вместе с государственным патрульным. Патрульный остановил свою машину возле кареты «Скорой помощи», и они вышли наружу.

– Похоже, он сбежал, – сказал Джо, заглянув в кабину. Он забрался на сиденье, отодвинул панель и посмотрел в отверстие. Он воскликнул: – Господи помилуй! – и чуть не вывалился из кабины.

Патрульный посмотрел на него с удивлением:

– Что случилось?

Джо показал трясущейся рукой на карету «Скорой помощи».

– Я его предупреждал, но он мне не поверил.

Патрульный протиснулся мимо него и влез в кабину. Он оставался у отверстия несколько минут, потом медленно вылез наружу. Вид у него был неважный.

– Несчастный подонок, – произнес он с дрожью в голосе. – Несчастный подонок. Черт! Ей нельзя было так поступать. Я считаю, никакой даме не следует так поступать ни с каким мужиком. – Он сплюнул на дорогу. – Это же единственное удовольствие, какое несчастные парни могут себе позволить.

Они устроились с краю длинной хромированной и полированной стойки бара. Они сидели на высоких табуретах, их плечи соприкасались, и они были полностью заняты друг другом. Для них бар «Серебряный берег» как бы, не существовал. Мандель, бармен, прислушивался к их разговору с увлеченной снисходительностью. Он облокотился о стойку, бесцельно и очень медленно полируя мягкой тряпицей сияющий квадрат красного дерева. В баре было тихо. На противоположном от этих двоих конце стойки о чем-то беседовали трое мужчин в белых парусиновых брюках. Сквозь щели тяжелых жалюзи проникали солнечные лучи, рисуя на кокосовых циновках геометрические узоры. Был полдень, и было очень жарко для этого времени года.

Мандель перестал полировать стойку и вынул чистый белый носовой платок, чтобы стереть капельки пота, которые, как он чувствовал, уже потекли у него за ушами. Он спрятал платок и поглядел на этих двоих, сидевших неподалеку от него.