Ричард Паттерсон: Степень вины

— Честно говоря, Карло, я и сам не знаю, для кого я это делал. — Пэйджит помолчал. — Помнишь тот первый вечер, когда ты сказал, что я не должен заниматься этим случаем?

— У-гу. Я думал, что ты не веришь ей.

— Я сожалею об этом. Но я сделал все, что мог.

— Знаю. Я же был там.

Пэйджит взглянул ему в глаза:

— Прошлым вечером было сказано немало нелицеприятного. В том числе и тобой.

На мгновение Карло отвел взгляд. Но тут же твердо посмотрел на Пэйджита:

— Раньше я всегда мог рассчитывать на тебя.

— Я не робот, Карло. А это значит: как и ты, я способен на переживания.

— Но ты был готов бросить ее. — Карло помолчал, затрудняясь с объяснением. — Дело было не в ней — в тебе. Если я не могу рассчитывать на то, что ты останешься верен себе, как я могу на тебя вообще рассчитывать?

— Ты считаешь, что был справедлив?

— Нет. Я был сердит. — Карло ненадолго задумался. — А ты думаешь, ты был справедлив?

— Нет. Но полагаю, что заслуживаю права на ошибку. — Пэйджит подался вперед. — Это очень тяжелый для меня случай, по причинам, которых тебе не понять. Но никогда не было у меня такого желания, чтобы ты рос без матери. Все, что я хотел для тебя, — чтобы ты был счастлив и спокоен.

Карло взглянул на него открытым взглядом.

— Я всегда и был таким, — тихо вымолвил он. — До недавнего времени. Не знаю, что произошло. Не знаю, что все это значит.

От этих простых слов Пэйджиту стало не по себе. Он снова вспомнил семилетнего малыша, не уверенного в себе — в своем будущем, в любви окружающих. Пэйджит сделал все возможное, чтобы мальчик, который сидел сейчас напротив, был не похож на того, каким он был раньше; его потрясла мысль, что это могло не получиться.

— Речь идет о твоей матери и обо мне, — проговорил Пэйджит. — Все это в далеком прошлом. И ты должен принять как данность то, что я не отношусь к ней так, как ты, и что она не относится ко мне так, как к тебе. — Пэйджит помолчал. — И в то же время я ничего не имею против того, что ты любишь ее.

— Потому что, если нет мамы, то любая подойдет?

— Нет. Потому что вы друг для друга можете много значить, и мне кажется, ей очень хочется этого. Если я не буду этому препятствовать.

Карло поднял голову:

— Я не позволю тебе этого.

— И она тоже. — Пэйджит помедлил. — Но я не могу быть ее адвокатом, Карло. Если завтра она проиграет, я помогу ей найти кого-нибудь еще.

После секундного размышления Карло кивнул в знак того, что понял. Тихо спросил:

— Ты думаешь, она проиграет?

— Полагаю, да.

Карло задумался.

— Если она проиграет, то не по твоей вине. Я и не знал, что ты такой хороший адвокат.

— Я тебе не говорил?

— Нет. — Лицо Карло осталось серьезным. — После того что было сегодня, уверен: никто не сделал бы все это лучше. Теперь мне легче будет примириться со всем, что бы ни случилось.

Мгновение Пэйджит молчал. Оказывается, совсем немного надо было сказать Карло, чтобы он, Пэйджит, почувствовал, насколько легче стала его ноша.

— Жаль, что я пропустил твой сезон, — произнес он наконец.

Карло пожал плечами:

— Но ты все же пришел. И это великолепно.

Последняя фраза пробудила воспоминание: они вдвоем смотрят телевизор; на экране Мария выходит из Дворца правосудия в тот день, когда погиб Ренсом. «Как игра?» — спросил тогда Пэйджит. «Великолепно», — ответил Карло. И все дни и недели, что прошли с той поры, Карло Пэйджит старался делать все наилучшим образом.

— Ты играешь здорово, — похвалил его Пэйджит. — Я гордился сегодня тобой.

Карло взглянул на него так, будто многое хотел сказать ему, а еще больше спросить. Но обронил только:

— Спасибо, папа.

Два слова. Пэйджит не знал, почему они заставили его глаза наполниться слезами.

— Я ведь на самом деле люблю тебя, Карло. Очень люблю.

Мальчик улыбнулся удивленной улыбкой:

— Это была только игра, папа. Вещь преходящая.

Пэйджит сумел заставить себя улыбнуться в ответ.

— Иногда родители забывают о перспективе, — произнес он.

Домой они пришли после десяти; было около одиннадцати, когда в спальне Пэйджита зазвонил телефон. Это был Маккинли Брукс.

— Мы просили судью Мастерс провести заседание завтра утром, — без предисловия сообщил Брукс. — В десять. Она хотела, чтобы я известил тебя об этом.

Голос у Брукса был угрюмый.

— В ее кабинете? — спросил Пэйджит.

— Нет. На открытом заседании. Мы пригласили прессу.

Инстинктивно Пэйджит бросил взгляд на ящик, где были спрятаны кассеты.