Владимир Соколовский - Возвращение блудного сына

— Беги, Абдул! Бить будут, беги!

Абдулка подпрыгнул, ухватился за верхушки досок, подтянулся. Увернулся от взметнувшейся кверху чьей-то лапы и, разрывая цепляющиеся за острый забор лохмотья, ринулся вниз.

Поднялся с земли и запетлял по улицам. Спотыкался и падал, снова бежал. Когда за взгорком блеснул купол стоящего над рекой собора, он перевел дух: ушел! Не спеша двинулся к реке — она тихо переливалась внизу, слегка подернутая рассветным туманцем. Абдулка скинул лохмотья, ополоснулся, умыл лицо и засмеялся.

Он вздрогнул, услыхав от кустов, тянущихся вдоль берега, тихий голос:

— Парнишка! Поди-ка сюда!

Абдулка оделся и сделал несколько осторожных шагов в ту сторону. Человек сидел возле куста, обхватив руками колени, и внимательно глядел на беспризорника.

— Да не бойся ты меня! — сказал он. — Я, брат, и сам-то боюсь.

— А я и не боюсь. Чего мне бояться?

Подозвавший Абдулку был мужик лет двадцати пяти, в ношеном коричневом пиджаке, армейских штанах и сапогах. Взгляд его, оторвавшись раз от Абдулки, не возвращался уже к нему, плыл по течению реки, возвращался, снова плыл.

— Тебя как звать? — спросил мужик.

— Абдулка.

— Татарин, что ли?

Беспризорник не ответил.

— Слышь, Абдулка, ты в домзаке был?

— Был. А что?

— Так просто. Ну, и… как там?

— Ничего хорошего. По звонку жрать дают.

— По звонку? По звонку, надо же… А за что ты там сидел?

— По дурости, — уклончиво пожал плечами Абдулка. — Было дело…

Сидящий повернул к нему лицо и спросил скрипуче, надтреснуто:

— Ты как думаешь: люди злые или нет?

— Злые! — убежденно сказал беспризорник. — Они моего друга сейчас небось уже до смерти забили.

— За что?

— Ну, пустяк. Склад один подчистить хотел.

— Вот видишь, — вздохнул парень. — За кражу. А ты, значит, тоже воруешь?

— Они его до смерти теперь убьют, — словно не слыша вопроса, сказал Абдулка.

— Могут и до смерти. Так зачем же он против них-то пошел? Воровать полез, вот…

— Так что теперь — взять и убить, да? — дрожащим, тонким голосом выкрикнул беспризорник.

— Убить нельзя. Убить нельзя…

Парень поднялся, сделал несколько шагов к реке, остановился. Обернулся и сказал, помолчав:

— А ведь я, брат Абдул, тоже сейчас человека убил…

У того ослабли ноги.

— Не-ет! — закричал Абдулка.

Незнакомец кинулся к нему, прогнулся, будто хотел схватить за руку, проплакал:

— Постой, малый!..

Но беспризорник отдернулся и, причитая и всхлипывая, бросился вверх, осыпая землю.

Добежав до пристани, он перелез через изгородь маленького чахлого садика, упал на землю и долго лежал без движения, уткнувшись лицом в пыльную траву. Поднялся, будто очнувшись, вылез из садика и поплелся обратно. Двигался по улице ассенизационный обоз. Возчики ели, курили, кричали на лошадей:

— Но, окаянная порода!

Один из них склонился с повозки и сквозь обозный скрип окликнул:

— Эй, малец! Хлеба хочешь? — и протянул завернутый в тряпку брусок ржаного каравая.

— Нет! — мотнул головой Абдулка. — Курить охота.

Ассенизатор не спеша полез за пазуху, вытащил кисет. Оторвал два листка бумаги от газетки, один сунул себе в губы, другой протянул беспризорнику. Они свернули самокрутки, закурили.

— Садись! — хлопнул по сиденью возчик. — Подвезу немного, ежли не брезгуешь.

— Нужен ты мне! — с ненавистью сверкнув глазами, сказал Абдулка. — Все вы вместе… — И он быстро пошел по мостовой, обгоняя обоз.

— Ну и робята! — хмыкнул ассенизатор. — Чистые волчата, ей-богу.

Когда Абдулка тихонько прокрался к прибрежным кустам и огляделся, незнакомца уже не было. Только смятая трава на месте, где он сидел. Абдулка лег на живот и стал смотреть на реку. Там было светло и искристо, далеко где-то кричали паровички. Вот спустилась к реке собака и стала жадно лакать, припадая к земле. Напилась и бросилась обратно.

— Тузик! Тузик! — позвал беспризорник.

Собака изменила свой путь и побежала к кустам. Подбежала и уселась поодаль, высунув язык и сторожко вздрагивая. Свалявшаяся шерсть, парша, на боку запеклась кровь. Безумие колыхалось в лиловых глазах собаки — вспыхивало и гасло. Нервная дрожь сотрясала шкуру, клыки обнажались, и с них капала слюна.

— Тузик, Ту-узик… — приговаривал Абдулка. Он поднялся, хлопнул себя по ноге. — Ко мне!

Собака распласталась на земле и быстро-быстро поползла к нему. Но на полдороге остановилась и вскочила на ноги. Жалобный то ли вой, то ли лай вырвался из пасти.