Наталья Александрова: Сестра моя — смерть

Надежда с пакетом в руках позвонила в дверь дворничихи Нины. Было известно, что вчера Нинка выгнала очередного мужа за пьянку и блуд, поэтому в квартире была блаженная тишина, очевидно, три Нининых дочери-погодка тоже находились вне дома. Нина долго не открывала, но Надежда была настойчива и дождалась.

— Чего надо? — Спросонья Нинка была не очень вежлива, хотя вообще отличалась характером легким и приветливым.

Все три девочки тоже росли у нее спокойными, работящими и, несмотря на меняющих мужей, довольно приличными. И хотя недостаточно, конечно, и образования, и воспитания, по внешне были достаточно привлекательны.

— Здравствуй, Нина, девчонки у тебя где?

— Ох, не знаю, я прилегла немного.

Надежда пожалела, что разбудила — ведь Нина встает в шесть утра, чтобы улицу мести и с мусоропроводом возиться.

— Ты уж извини, но вот, принесла я.

Надежда развернула пакет, и платье от «Версаче» раскинулось на диване бледно-зеленым пятном.

— Вот, понимаешь, приятельница купила и секонд-хэнде, а тут оказался подвох. — Надежда показала дырку на месте вырезанного лоскутка. — То есть за это и дешево.

— А куда же она смотрела? — подозрительно спросила Нинка.

— Да ей цвет очень понравился.

— Цвет хороший, — Нина сосредоточенно мяла материю, — не маркий.

— Вот я и думаю, — обрадовалась Надеждa, — может, твои девчонки как-нибудь его приспособят, чтобы не было видно дырки-то?

— Запросто! — согласилась Нина. — Они меня ловкие.

Надежда еще немного посидела у дворничихи, выслушала всю печальную историю о том, каким подлецом оказался очередной хахаль. Она, Нина, приветила его и все делала — кормила, обстирывала, а он только пил и гулял, так что терпение у Нинки лопнуло, и проперла она его к чертовой бабушке. Так он по-хорошему уходить не хотел, все права качал, хорошо, что участковый Павел Савельевич, услышав про скандал, не поленился и прибежал вразумить подлеца.

Явились две Нинкиных дочки, семнадцати и шестнадцати лет, схватились за платье, начали его крутить по-всякому.

— Что только не приляпают! — скептически хмыкнула старшая, Танька, увидев бирку. — «Версаче», ну надо же!

Она была полновата, и платье было ей в обтяжку, но Таньку это ничуть не смущало.

— Если вот так обрезать и вот тут прихватить, — задумчиво бормотала она.

Надежда собралась уходить. Танька даже не ответила на ее «до свидания», она с увлечением орудовала ножницами.

«Бедный Версаче перевернется в гробу, подумала Надежда. — Ну и пусть!»