Татьяна Полякова - Мой друг Тарантино

— То есть Карась и наш зятек хорошо друг друга знали?

— Необязательно, но в принципе возможно, если работали в одно время. Лично я Юматова не помню. Впрочем, я работал в фирме всего год.

— С Петром ты там познакомился?

— Нет. Я его туда устроил, а сам ушел. Черт, — неожиданно разозлился он. — Чувствую, в этом что-то есть. — Мы уже некоторое время стояли в темном коридоре. По-моему, выглядело это довольно глупо, но, услышав последнее замечание Антона, я примолкла, боясь, что он не договорит. Он вновь повторил:

— В этом что-то есть. — И я подала голос:

— Что?

— Понятия не имею. Но чую нутром.

В его нутро я не очень верила и пожала плечами.

— Ты знаешь, где его кабинет? — спросила я, когда мы вновь зашагали по коридору.

— Допустим.

— Нехудо бы там пошарить. Сдается мне, дядька не так прост.

— О простоте и речи нет, — усмехнулся Антон. — Следовательно, в кабинете мы ничего не найдем.

— Ты не можешь знать наверняка, — возразила я.

— Ну хорошо, — поморщился Антон, поворачивая назад. — Будет здорово, если ты намекнешь, что надеешься найти.

— Сама не знаю, — честно ответила я, хотя меня бы очень устроила бумажка с адресом, по которому я смогла бы обнаружить Таболина.

Мы вошли в кабинет, огляделись. Я обратила внимание на огромный письменный стол на гнутых ножках под зеленым сукном, с бронзовой чернильницей и пресс-папье, которыми явно никогда не пользовались. Кроме стола, неизгладимое впечатление производила картина чудовищных размеров в золоченой раме, она изображала батальную сцену. Кони, люди смешались в кучу, как и положено на таких полотнах, но что за историческое событие оно запечатлело, осталось для меня загадкой. Антон с тяжким вздохом взглянул на чужое богатство и спросил не очень уверенно:

— Ну?

Ответить я не успела, в следующую секунду я просто похолодела от ужаса: ушей моих достиг чей-то отчаянный крик, длинное «а-а-а» неожиданно перешло в хрип. Антон кинулся вон из кабинета, а я понеслась за ним, хотя было это крайне неосмотрительно. В доме только мы и хозяин, следовательно, кричал он. Может, его раздражало, что мы так долго не покидали его дом, и таким образом он решил выразить свой протест? Не очень-то я в это верила, оттого, хоть и бежала за Антоном, костерила себя на чем свет стоит. Если дядька вздумал голосить, то уж явно неспроста, и вот так глупо подставлять свою голову….

Антон ворвался в спальню и замер, от неожиданности я налетела на него, охнула и осторожно выглянула из-за его плеча. В спальне горел свет, хотя, когда мы ее покидали, он был потушен, но не это обстоятельство произвело на Антона такое впечатление. Хозяин по-прежнему находился в постели, не кричал и не хрипел, только странно дергал левой рукой, чуть приподняв ее над грудью. И тут я заметила рукоятку ножа, отчетливо выделяющуюся на фоне пижамы, и этот самый нож, вне всякого сомнения, торчал из горла хозяина дома. Антон, придя в себя, кинулся к постели.

— Вызови врача! — крикнул он мне.

Я подскочила к телефону, трубка ответила молчанием, и я только через полминуты сообразила, что провод перерезан.

— Где еще телефон? — взвизгнула я.

— В холле… в кабинете… не знаю. Указания я получила весьма расплывчатые и бросилась в холл, боясь, что в таком состоянии попросту не смогу отыскать кабинет при фантастическом обилии дверей и коридоров. Мне казалось, им не будет конца, я выбежала в холл и в темноте увидела спасительный огонек, указывающий на то, что автоответчик на телефонном аппарате включен. Я схватила трубку и вот тогда почувствовала, что в холле я не одна.

В огромное окно с трудом пробивался свет фонаря с улицы, я медленно повернула голову и увидела тень, бесшумно скользнувшую к двери. Я продолжала держать в руках трубку, начисто забыв, куда собралась звонить, тень приблизилась, и я заметила нечто чрезвычайно материальное — пистолет, ствол которого был нацелен мне в живот. Вот тут я соединила несколько картинок в одну, и общий вид показался мне отвратительным: Сажина пытались убить, и убийца стоял передо мной.

Я потянулась за оружием, но, услышав, как щелкнул предохранитель, замерла, ожидая выстрела, при этом совершенно не желая верить, что пришел мой смертный час. «Никто не верит», — прошелестело в мозгу.

— Чтоб ты сдох, урод, — громко сказала я. Это все, на что я оказалась способна в последнюю минуту. И тут произошло нечто совершенно неожиданное: призрак осторожно попятился к двери, а я смотрела на него во все глаза, еще не веря в то, что мне дарована жизнь. Но чудеса на этом не закончились, парень с пистолетом достиг входной двери и на долю секунды оказался в полоске света от окна, а челюсть у меня буквально отвалилась, зато входная дверь захлопнулась, а на ум пришел дурацкий стишок: «В потолке открылся люк, ты не бойся — это глюк».