Алексей Макеев - Утоли мою месть, пуля

«Я не похож на паломника…» Илья смотрел на свое отражение в стекле, а перед глазами стояла фигура одетого в рванину изможденного старца с бородой до колен и посохом в руке, мрачно влачащегося по кривым колеям российского бездорожья. Крутилось в голове и невесть откуда возникшее и черт знает что обозначавшее «вериги», смутно имевшее отношение к изможденному постами и воздержанием старцу. Но Илья эти мысли загнал подальше, сосредоточился, излишние и никчемные сейчас подробности отринул, задумался о насущном. Ехать, конечно, и сейчас же, здесь две остановки на электричке, в Москве ему делать пока нечего. Если повезет, то через пару дней полковник Тынский доложит господину Меркушеву о поступлении на общий адрес концерна нового письма. Возможно, с новыми интимными подробностями Валеркиного жития. И этот Тынский, он в курсе забав своего хозяина или Гришина – его рук дело?

– В следующий раз спрошу. – Илья привалился спиной к двери, засунул руки в карманы, посмотрел на редких пассажиров в дверях. Трое вышли, двое вошли, негусто, что неудивительно – погода дрянь, рабочий день в разгаре, народу мало. Снова подняла голову ехидная мыслишка о внешности, отличающей паломника от обычного люда, но Илья загнал ее обратно. Главное – ввязаться в драку, а там поглядим.

Через два часа ранний вечер все расставил по своим местам. Монастырь с приютом для душевнобольных располагался в самом центре небольшого городка, а гостиницей для паломников служило недавно пережившее капитальный ремонт старинное здание с крохотными номерами-«кельями», окошками-бойницами и толстенными – Третью мировую выстоят, не шелохнутся – стенами. Стоило это удовольствие для провинции немало, не каждому паломнику монастырский приют оказался по карману, вот и пустовала почти половина второго этажа, куда постного вида нездорово-бледная, рыхлая «матушка» с ресепшен определила Илью. Досконально изучила его документы, кое-как, тыкая в клавиатуру одним пальцем, внесла ФИО постояльца в компьютер и выдала ключ. В тесном и душном номере обнаружилось все необходимое для жизни, и, как Илья успел заметить и прекратить волноваться без повода, среди постояльцев монастырской гостиницы преобладали люди самого обычного, невзрачного и чем-то скрытно озабоченного вида. Одеты скромно, неброско, ходят быстро, глазки в пол, шепчут что-то себе под нос, на встречных не смотрят. Мужики – как под копирку, с заросшими рожами и диковатым выражением глаз, тетки похожи на обиженных жизнью матрешек, прячутся под платочками и норовят побыстрее проскочить мимо соблазнов – как одиноких мужиков, так и открытой настежь двери в столовку при богоугодном заведении. Кормили, кстати, там неплохо, хоть мясного ничего и в помине не было, Илья вышел из гостиницы сытым. Постоял в небольшом, отгороженном от мирской суеты и забитой транспортом единственной центральной дороги небольшого города, скверике, посмотрел на тусклое золото куполов за белой монастырской стеной. И направился к площади, пересек выложенное брусчаткой пространство перед воротами, оказался на территории монастыря. Впереди высился огромный старинный пятиглавый храм, справа и слева тянулись стены с прилепившимися к ним палатками и магазинчиками, сновали люди – простые, обычные и среди них – важные, как селезни в брачный период, – люди в черном. Пути мирян и «братии» не пересекались, каждый шел своим курсом, заблаговременно уходя в сторону, дабы не впасть в соблазн или не оскорбить ненароком чьих-либо тонких чувств. Присмотревшись, Илья понял, что подобный порядок соблюдают абсолютно все, и призадумался – не открывая рта, будет непросто разузнать, здесь ли Меркушев прячет своего безумного братца, а если не здесь, то где именно.

Илья пошел дальше вдоль расписной стены длинного приземистого здания под плоской зеленой крышей, посматривал по сторонам, прислушивался к робкому шепоту тетушек и пришибленных мужиков. Они с благоговейным страхом смотрели на уходившие в серое небо купола и смутно различимые в подступавших сумерках лики под ними, крестились неловко и смиренно опускали глаза долу. Илья поймал на себе несколько не то чтобы подозрительных – изучающих взглядов и не сразу сообразил, в чем дело. Он ведет себя как турист – бредет праздно, глазеет по сторонам, только «мыльницы» на груди не хватает. «Не ваше дело!..» Не меняя выражения лица, он направился дальше, понимая, что если попытается соответствовать толпе, получится только хуже. Он уж и сам забыл, когда последний раз в церковь наведывался. Кажется, Лизу тогда крестили, теща настояла, до истерики дошло, он и сдался. И как все прошло – смутно помнит, в дверях стоял, а Лизка потом заболела, неудивительно – ей всего полгода было, и Ольга с дочерью почти месяц в больнице пролежала…