Степан Мазур - Цена слова

Саша молча отшатнулся. Лишь взгляд отвечал на все вопросы. Холодный и бескомпромиссный.

Значит, не принимает меня в новом положении.

Я повернулся к Лёхе — тот же взгляд.

— Шёл бы ты отсюда, убийца. — Пробурчал не своим голосом начинающий хакер.

— Вы чего, пацаны? — Хотелось всё объяснить и доказать.

— Иди, иди, бездомный. — Добавил Саша.

— Я ж… за… отца… — Ком встал в горле. — Вы…

— Проваливай!

Двое стояли, скрестив руки на груди.

Им было просто судить. И ничего нельзя доказать. Всё читалось на хмурых лицах. О моём состоянии могли рассказать лишь глаза. Зеркало души не обмануть. Да только не смотрит никто в глаза. Они слишком человечны, чтобы смотреть в глаза убийце. На мне скверна крови, а они белые и пушистые. Убивающий солдат на войне считается героем, а человек, защищающий свою жизнь или жизнь близких в обычных обстоятельствах, вне военных действий — душегуб.

Им ни за что не понять, пока судьба не столкнёт с чем-то подобным.

По сердцу резануло новой бритвой. Больно кольнуло. Я ошибся даже в тех, кого считал новыми друзьями. Глаза намокли и по щекам потекли молчаливые слёзы. Разбитый и поверженный, на негнущихся ногах я побрёл домой, обходя по кривой место убийства отца.

Сучья жизнь!

Молча побрёл остановку за остановкой, пока не вернулся в расположение трёхэтажного здания. Мой дом — детдом. Точка. Я это принимаю. Принимаю ситуацию такой, какая она есть. Другой нет.

Остаток дня со мной не решалась заговорить ни одна живая душа. Обречённые глаза убийцы не сулили заговорившему ничего хорошего.

Ночью снились ужасы и… Людмила.

Я понятия не имел, чего бояться больше.

Остаток августа пролетел неестественно быстро, словно кто-то включил перемотку, как на старом VHS-видеоплеере. Повеяло ранними холодами. Если бы не тепло от прогретой за лето земли, люди вполне могли ощутить позднюю осень.

Я снова не замечал времени и проходящей вокруг жизни. Пусть течёт, как текла. Ни во что больше не вмешаюсь. Даже прекратил таскать гопов на зарядку. Только Кефир занимался со мной по собственному желанию. Он, как будущий студент, хотел подтянуть форму и порядком скинул вес. Прокачивался на глазах. С каждым днём было сё меньше и меньше желающих было упрекнуть за «полноватость» и «вихрастость».

Молодец, взял себя в руки.

Тридцать первого августа нас собрали в коридоре и раздали одежду межсезонного периода. Как самый неопытный, я пришёл за раздачей в числе последних, и то, что получил, было либо короче, либо длиннее необходимого. На пару размеров. Разумно разыскав таких же обделённых, мы просто поменялись одеждой.

Я и раньше-то не был привередливым, всё-таки деревенский, а теперь такие слова как «поношенное», «фасон» и «стиль» выветрились из головы напрочь. Одежда по размеру — вот что было идеалом против всех цветов и украшений вместе взятых.

На следующий день вместе с немногочисленными безликими ровесниками и ордой малышни меня отправили в школу. Добывать знания. Припоминая, насколько тяжёл полный комплекс знаний, я почти подрался за добротный рюкзак. Этот «артефакт» мне достался чудом. Искренне благодарен тем людям, что собирают одежду и вещи и отдают в детские дома, чтобы, такие как я, могли учиться и… жить что ли.

Рюкзак был классным, хоть и старым.

Добредя до школы в компании малышни, я погрузился в другой мир. Школа была большая и просторная, четырёхэтажная, не то, что наш двухэтажный сарай в деревне.

Дети курили прямо на крыльце, изредка, приличия ради, пряча бычки от немногочисленных учительниц или толстого охранника, что иногда показывался на крыльце, бурчал и уходил на сторожевой пост — сидеть на скамейке внутри здания, напротив входа. У нас в деревне народ был попроще, курили только в туалетах на улице за территорией школы. Канализации деревенская школа не имела.

Подходил час линейки, и курильщиков разогнали. Нарядные дети всех возрастов столпились на пятачке перед входом в школу и выстроились по классам. Мы, дети из детского дома, выделялись на фоне пиджаков и платьев старыми кофтами, майками. В лучшем случае — джинсами. Меня сразу же приняли за своего пацаны из неполноценных семей. По коротким разговорам и обрывкам фраз, я понял, что жить в семье алкашей — то же самое, что жить в детдоме. Раз на раз не приходиться: то в детском доме меньше бьют, то в семье у родителей просыпается чувство давно забытой совести, и вместо пива к водке в дом приносят конфеты.