Жорж Сименон - Маньяк из Бержерака. Дом судьи. Мегрэ и человек на скамейке (сборник)

Отлично! Мегрэ прекрасно справился, нужные колесики завертелись. Конечно, не обошлось и без ностальгии. В Париже у него была целая команда – славные ребята, наизусть знавшие его методы работы; ему даже почти ничего не нужно было им говорить, все делалось будто само собой. Лукас, например, уже установил бы наблюдение за домом, и Жанвье, и Торранс, и ребята из службы криминалистического учета…

Здесь же одного только фотографа пришлось ждать до полудня, а жандарм, которого поставили наблюдать за домом, косился на прохожих с таким выражением лица, что в кафе напротив явно что-то заподозрили.

Мегрэ позвонил. Открыла пожилая женщина.

– Я хотел бы узнать, не соблаговолит ли господин судья…

– Элиза, впустите.

Он стоял посреди большой комнаты, в которой царил идеальный порядок. Все помещение было залито солнечными лучами, проникавшими через три окна.

– Я пришел сфотографировать тело. Надеюсь, вы оставили его в прачечной?

– Сейчас дам ключ… Запер на всякий случай, чтобы прислуга…

– Они ничего не знают?

– Пока нет. Я подумал, что лучше…

– Ваша дочь уже встала?

Праздный вопрос! Разве Мегрэ не слышал звуки фортепьяно, доносившиеся со второго этажа?

– Она тоже ничего не знает?

– И не подозревает…

Никогда прежде Мегрэ не приходилось сталкиваться с таким завидным сопротивлением любым жизненным драмам.

Вот человек, весьма утонченный, образованный и кроткий, окончив партию в бридж, обнаруживает, что сын-гигант ждет его, сидя прямо на лестнице. Это кажется ему совершенно естественным!

На следующее утро этот человек открывает дверь в кладовку и обнаруживает там труп незнакомого человека, погибшего насильственной смертью.

Никакой реакции! Он никому ничего не рассказывает и отправляется на привычную прогулку с дочерью!

Ждет подходящего прилива! Зашивает труп в мешки. И…

В доме у него полиция. Вбегает сын, вне себя от тревоги. Вышибает дверь в спальню дочери. Обнаруживается, что в комнате провел ночь какой-то мужчина.

Полное спокойствие. Горничные приходят, как в любой другой день, в доме проводится неторопливая уборка. Девушка с обнаженной грудью играет на фортепьяно. Отец ограничивается тем, что запирает на ключ дверь в прачечную, где лежит труп…

Фотограф делал свою работу, а судья наблюдал за ним с таким видом, будто нет ничего естественнее, чем посадить мертвого человека и попытаться придать ему схожесть с живым.

– Должен вас предупредить, – проворчал Мегрэ, – что прокурор прибудет около трех часов дня. А пока я попросил бы вас не покидать дом. То же самое касается мадемуазель Форлакруа…

Надо же! Почему ему так странно произносить «мадемуазель Форлакруа»? Не потому ли, что он видел ее в постели с выглядывавшей из корсажа грудью? Не потому ли, что какой-то мужчина оставил на полу в ее спальне грязные следы?

– Могу я спросить, вы разговаривали с моим сыном, комиссар? Рюмочку портвейна не желаете?

– Нет, спасибо… Ваш сын лишь указал мне на некоего Марселя Эро. Вы его знаете.

Судья моргнул. Пару раз щипнул ноздрю.

– Вы тоже думаете, что именно Марсель был в спальне вашей…

Тихий, почти неслышный голос:

– Не знаю…

Дверь в библиотеку была открыта. По-прежнему горел камин.

– Думаю, вы уже все поняли?

Мегрэ не ответил ни да, ни нет. Ситуация была неловкая, особенно учитывая, что говорил он с отцом.

– Именно из-за нее мне пришлось уехать из Версаля и поселиться здесь, в этом доме, много лет принадлежавшем моей семье. Мы иногда проводили здесь несколько летних месяцев…

– Сколько ей было лет, когда вы уехали?

– Шестнадцать. Врачи предупредили, что с возрастом приступы будут только учащаться… Но иногда она ведет себя как совершенно нормальный человек.

Он отвернулся. Пожал плечами:

– Я не стал вам сразу рассказывать… Даже не знаю, на что я надеялся… Теперь вы понимаете, почему я решил, что лучше выбросить труп в море? Люди подумали бы… Бог знает, куда смогла бы завести их фантазия! Не говоря уж о том, что этот глупец Альбер…

– Зачем он приходил в тот вечер?

Поздно. Момент был упущен, судья снова овладел собой. Несколько секунд назад еще можно было подумать, что он растаял и вот-вот пустится в откровения.

Возможно, дело было в том, что Мегрэ задал вопрос слишком прямо? Судья холодно взглянул на комиссара, и зрачки его в свете солнца казались почти прозрачными.

– Нет! Это здесь вообще ни при чем. И это совершенно не имеет значения… Вы действительно не хотите портвейна? Мне друг из Португалии присылает…