Жорж Сименон - Мегрэ и Долговязая

— Молодая мадам Серр действительно уехала?

— Да уж, молодая! — сказала она с иронией.

— Ну, назовем ее невесткой.

— Да, уехала. Баба с возу — возу легче.

— Она тоже была гадюка?

— Нет.

— Вы ее не любили?

— Она вечно рылась в холодильнике, и к обеду оттуда исчезала половина из того, что было приготовлено.

— Когда она уехала?

— Во вторник.

Они пересекли мост Пюто. Эжени постучала в стекло шоферу.

— Остановитесь здесь. — И, обращаясь к Мегрэ, спросила: — Я вам еще нужна?

— Могу я на минутку подняться к вам?

Площадь была многолюдная. Служанка сразу направилась в проход справа от какой-то лавочки, потом стала подниматься по лестнице, где пахло помоями.

— Вот бы вы им сказали, чтобы они оставили в покое моего сына.

— Кому сказать?

— Да здешним шпикам. Они все время к нему придираются.

— А что он делает?

— Работает.

— Где?

— А я почем знаю? Но только квартира у меня не убрана. Не могу же я целый день заниматься уборкой чужой квартиры да еще держать в порядке свою.

Воздух в комнате был спертый, и она сразу пошла отворять окно. Однако никакого беспорядка не было, и, если бы не кровать, стоявшая в углу, комната, служившая одновременно гостиной и столовой, выглядела бы даже кокетливо.

— Что же, собственно говоря, происходит? — спросила она, снимая шляпку.

— Мария Серр исчезла.

— Конечно, раз она в Голландии.

— В том-то и дело, что и в Голландии ее не обнаружили.

— А зачем вы ее ищете?

— Есть основания предполагать, что ее убили.

Темные глаза Эжени блеснули.

— Почему же вы их не арестуете?

— У нас еще нет доказательств.

— И вы думаете получить их от меня?

Она пошла в кухню, поставила чайник на газовую плиту, потом вернулась к Мегрэ.

— Что происходило во вторник?

— Она весь день паковала свои вещи.

— Минутку. Если я не ошибаюсь, она была замужем два с половиной года. Я полагаю, у нее были свои личные вещи?

— У нее было не меньше тридцати платьев и столько же пар туфель.

— Она любила наряжаться?

— Она ничего не выбрасывала. Некоторые были десятилетней давности. Она их носила, но никому бы не отдала за все золото мира.

— Скупая?

— А разве не все богатые скупые?

— Мне сказали, что она увезла только сундук и два чемодана.

— Это точно. Остальное было отправлено неделю назад.

— Вы хотите сказать, что другие чемоданы она отправила багажом?

— Да. Чемоданы, ящики, картонки. В четверг или в пятницу на прошлой неделе приехал автобус транспортного агентства и все увез.

— Вы не видели этикетки?

— Точного адреса не помню, но указан был Амстердам.

— Ваш хозяин это знал?

— Конечно.

— Значит, ее отъезд был решен уже давно?

— После ее последнего приступа. Каждый раз, как у нее был приступ, она начинала поговаривать о возвращении на родину.

— Какие приступы?

— Она говорила, сердечные.

— У нее было больное сердце?

— Как будто.

— К ней приходил врач?

— Да, доктор Дюбюк.

— Она принимала лекарства?

— Всегда за едой. Они все трое принимали. Мать и сын продолжают и сейчас. У каждого возле прибора стоит флакончик с пилюлями или каплями.

— Гийом Серр чем-нибудь болен?

— Не знаю.

— А его мать?

— Богатые всегда больны.

— Они жили в согласии?

— Иногда по неделям друг с другом не разговаривали.

— Мария Серр много писала?

— Почти с утра до вечера.

— Приходилось вам относить ее письма на почту?

— Частенько. Писала она всегда одной и той же женщине, у нее такая странная фамилия, а живет она в Амстердаме.

— Серры богатые?

— Да, не бедные.

— А Мария?

— Конечно. Иначе бы он на ней не женился.

— Вы работали у них, когда они поженились?

— Нет.

— Вы не знаете, кто у них тогда работал?

— У них без конца сменяется прислуга. Вот и я работаю последнюю неделю. Как только узнаешь, что это за дом, сразу оттуда и сбежишь.

— Почему?

— А вы думаете, приятно смотреть, как пересчитывают куски сахара в сахарнице и выбирают вам на десерт полугнилое яблоко.

— Кто, старая мадам Серр?

— Да. Под предлогом, что она в таком преклонном возрасте целый день работает, — впрочем, это ее дело, — она набрасывается на вас, если вы хоть на минутку присядете.

— Она на вас кричала?

— Нет, никогда не кричала. Хотела бы я посмотреть, как бы она посмела! Но так еще хуже. Она слишком вежливая, смотрит на вас со скорбным видом…

— Вы ничему не удивились, когда пришли в среду утром на работу?