Эрл Гарднер - Полное собрание сочинений. Том 4. Дело о немом партнере.

Мейсон одобрительно кивнул.

— Он назвался Джорджем Вольдманом. Сказал, что работал клерком на бакалейном складе, скопил немного денег и приобрел собственный магазин. Несколько лет дела шли превосходно, но недавно неблагоприятное стечение обстоятельств вынудило его продать магазин. Он пытался найти работу, но не сумел. Теперь все стремятся нанимать на работу более молодых людей.

— Вы не догадывались, кто он на самом деле? — спросил Мейсон.

— У меня даже не возникало никогда никаких сомнений.

— Не знаете ли вы, почему он затеял эту мистификацию?

— Знаю.

— Почему?

— Он был женат, богат. С одной стороны, он пытался оградить себя от неприятностей со стороны жены, ну, и от всяких авантюристок, шантажисток и любительниц поживиться за чужой счет, с другой…

— Очевидно, случилось так, что он совершенно испортил вам жизнь? — сочувственно спросил Мейсон.

Она повернулась к нему с сердитым выражением лица и негодующе сказала:

— Вы не знали Джорджа… Мистера Сейвина!

— Но разве он не испортил вам жизнь?

Она покачала головой.

— Мне неизвестны его намерения до конца, но я не сомневаюсь, что он руководствовался какими-то благородными мотивами.

— И вы не испытываете разочарования?

— Нет. После нашей встречи я прожила самые счастливые два месяца в своей жизни. Впрочем, вы ведь приехали слушать не про меня!

— Я хочу все понять, — мягко сказал Мейсон.

— Собственно говоря, я уже все рассказала. У меня были кое-какие деньги, которые мне удалось отложить за счет строгой экономии. Конечно, я понимала, что, когда человеку под шестьдесят, вряд ли можно рассчитывать найти работу. Я сказала, что дам ему денег, если он решится открыть бакалейный магазин в Сан-Молинасе. Он объездил весь город, но пришел к выводу, что ему здесь не пробиться. Тогда я предложила ему самому подыскать что-то более подходящее.

— Потом?

— Он поехал подыскивать место.

— Вы получали от него письма?

— Да.

— Что он писал?

— О бизнесе писал неясно. Его письма были чисто личными. Ведь мы были женаты меньше недели, когда он уехал. И что бы там ни говорили, он меня любил!

Она сказала это просто, без драматизма, сдерживая рвавшееся наружу горе.

— А сегодня утром я увидела портрет Фремонта Сейвина в газете и прочитала об убийстве.

— Вы сразу его узнали?

— Да. Правда, меня и раньше удивляли некоторые поступки мистера Сейвина, не вязавшиеся с образом человека, роль которого он играл. Я часто удивлялась/как он мог быть неудачником. Понимаете, в нем было столько силы, упорства, природной прозорливости. И потом, он ни за что не хотел брать моих денег. Упорно отговаривался, откладывая на потом, уверяя, что у него кое-что осталось. Вот, мол, когда его деньги иссякнут, он возьмет мои.

— Но вы не подозревали, что в действительности у него огромные средства?

— Нет. Все какие-нибудь сомнения я автоматически отметала. Когда же прочитала газетное сообщение, они получили логическое объяснение. Отчасти я была подготовлена к этому, прочитав в газете про охотничий домик в горах… и увидав его фотографию.

— Разумеется, за последнюю неделю вы не получали писем от мистера Сейвина?

— Наоборот, я получила письмо в воскресенье, одиннадцатого числа. Оно было отправлено из Санта-Барбары. Он сообщил, что ведет переговоры об аренде помещения, из которого получится идеальный склад. Письмо было радостное, заканчивалось тем, что он надеется вернуться через несколько дней.

— Я полагаю, вы не слишком хорошо знакомы с его почерком и…

— Я не сомневаюсь, что письмо написано мистером Сейви-ном… Джорджем Вольдманом, как я привыкла его называть.

— Но факты доказывают, что тело лежало в этой хижине, простите меня за такую неделикатность, она вынужденная… вот, данные показывают, что он был убит во вторник, шестого сентября.

— Как вы не понимаете? — возразила Элен устало. — Он проверял мою любовь, испытывал ее и продолжал играть роль Вольдмана. Ему хотелось удостовериться, что я люблю его. Никаких помещений он и не думал снимать. Письма были написаны заранее, он организовал дело так, чтобы их мне посылали постепенно, из разных мест.

— Это последнее письмо: при вас?

— Да.

— Могу ли я взглянуть на него?

Она решительно сказала:

— Нет!

— Почему?

— Письмо чисто личное. Я понимаю, что в мои дела рано или поздно вмешается полиция. Но я постараюсь не придавать его письмам огласки до последней минуты, пока дальше нельзя будет отказывать.