Найо Марш - Убитая в овечьей шерсти

— Вот грелка, — сказала она, протягивая ее.

— Будьте ангелом, отнесите ее сами. Я пытаюсь справиться с этим проклятым порезом.

— Мистер Аллейн, — произнесла она громко, так, что он повернулся к ней, — я бы предпочла, чтобы вы залечивали свои раны в вашей собственной комнате.

— Извините, пожалуйста. Я пытался спасти воротник. Разумеется.

Он направился к двери.

— Терри! — тихо позвала Урсула в коридоре.

— Я ухожу, — сказал Аллейн. Он перешел через площадку к своей комнате.

— Терри! — снова позвала Урсула.

— Да, иду, — отозвалась мисс Линн и, неся свечу и грелку, она поспешила по коридору. Аллейн слышал ее шаги сквозь щелканье собственной двери.

«Все в этой чертовой игре идет не так, как надо», — подумал он и бросился в ее комнату.

Книга, квадратная, в толстом переплете, была засунута между простынями. Она раскрылась у него в руках, и он прочел единственное длинное предложение: «Первое февраля, 1942. Поскольку я теперь уверен в ее чувствах ко мне, я должен признаться, что постоянное беспокойство в этом доме (если уж быть до конца честным, создаваемое самой Флоренс), которое я покорно терпел долгое время, стало сейчас совершенно невыносимо».

Аллейн с минуту поколебался. Выскользнула карточка, зажатая между страницами. Он взял ее и увидел фотографию мужчины с полузакрытыми глазами, страдальчески сжатым ртом и глубокими впадинами от ноздрей к уголкам губ. Инициалы «А.Р.» были начертаны на оборотной стороне тем же самым мелким, четким почерком, который был характерен для записей в блокноте.

«Итак, это Артур Рубрик», — подумал Аллейн и положил книгу вместе с фотоснимком обратно.

Перед тем, как покинуть комнату мисс Линн, Аллейн бросил беглый взгляд на ее туфли. Все, кроме одной пары, были очень опрятными и чистыми. Ее садовые башмаки, отмытые, но не начищенные, были сухими. Он закрыл за собой дверь, когда голоса двух девушек послышались в коридоре. Он встретил их на верхней ступеньке в сопровождении миссис Эйсуорси, ее ужасная фигура была облачена в крапчатое фланелевое белье, которое она с несчастным видом запахнула на себе при виде Аллейна. Он не без труда убедил ее вернуться в свою комнату.

— Я пойду к Фабиану, — сказала Урсула. — Как мы будем поднимать его наверх?

— Я думаю, он сможет встать, — промолвил Аллейн. — Потихоньку проводите его. Я попрошу Грейса помочь уложить его в постель. Он не проснулся, вы не знаете?

— Дуглас — нет, — сказала Теренция Линн. — Спит, как бревно.

Урсула спросила:

— У Фабиана снова приступ, мистер Аллейн?

— Думаю, что да. Подождите, я вам помогу.

— Черт побери! — произнесла Урсула. — Теперь он решит, что не имеет права жениться на мне. Пошли, Терри.

Теренция пошла, по всей видимости, неохотно. Аллейн постучал в дверь Дугласа Грейса и, не получив ответа, вошел и осветил фонарем растрепанную голову.

— Грейс!

— Что? — отбросив рывком одеяло, Дуглас уставился на него. — Какого черта вы меня разбудили? — сердито спросил он, заморгал и добавил: — Извините, сэр. Мне снилось, что я на далекой заставе. Что стряслось?

— У Лосса опять приступ.

Дуглас воззрился на него со своим обычным выражением оскорбленной недоверчивости. «Сейчас он начнет, — свирепо подумал Аллейн, — повторять каждое сказанное мною слово, как только я остановлюсь, чтобы перевести дыхание».

— Приступ, — действительно произнес Дуглас Грейс. — О, черт! Как? Где? Когда?

— Возле проходной комнаты. Полчаса назад. Он пошел за моим портсигаром.

— Это я помню, — торжественно изрек Дуглас. — Он все еще там? Бедняга Фабиан.

— Он уже в сознании, но у него трещина в черепе. Помогите мне отвести его наверх, хорошо?

— Отвести наверх? — повторил Дуглас с испуганным видом. Он отыскал сорочку. — Какая неприятность, подумайте! Я имею в виду общие планы его и Урси.

— Да.

— Полчаса назад, — произнес Дуглас, засовывая ноги в шлепанцы. — Значит, это случилось сразу после того, как мы вышли. Я пошел прогуляться на боковую лужайку. Он как раз, наверное, был там. О, Господи!

— Вы что-нибудь слышали?

Дуглас смотрел на него, открыв рот.

— Я слышал реку, — сказал он.

— Что-нибудь еще? Голоса или шаги?

— Голоса? Он что, разговаривал? Шаги?

— Проехали, — сказал Аллейн. — Идемте. Они спустились в гостиную.

Фабиан лежал на диване, Урсула сидела на низком табурете возле него. Томми Джонс и Клифф неловко стояли у стеклянной двери, изучая собственные ботинки. Маркинс, с точно дозированной почтительностью и участием, расставлял напитки на подносе. Теренция Линн сдержанно стояла перед камином, и пламя ярко отсвечивало в складках ее пурпурного одеяния.