Гилберт Адэр - Ход Роджера Мургатройда

Эвадна Маунт облачилась в один из своих твидовых костюмов цвета яичного желтка, на редкость не гармонирующие чулки цвета пудинга на почечном жиру и в пару башмаков, настолько, как говорится, практичных, что возникало желание проконсультироваться у них, в какие акции вложить ваши деньги. Мэри Ффолкс выбрала из своего гардероба платье из тафты с цветочным узором, беззастенчиво немодное, но, вероятно, более дорогое, чем оно выглядело. Мэдж Ролф щеголяла в стильно-простом платье из темно-розового бархата – в платье, при первом взгляде на которое, даже если вы его никогда не видели, становилось ясно, что надевалось оно слишком уж часто. На жене священника была поношенная коричневая хлопчатобумажная юбка с такой же блузкой под кардиганом, почти столь же неуклюжим, как на ее муже.

Ну и наконец, Кора Резерфорд. Подобно всем королевам подмостков ее закалки, она всегда была одета по последнему писку – даже в глуши Дартмура. И щеголяла в костюме из плиссированного твида с шелковой блузкой с высоким воротником, на который небрежно набросила шикарное боа из чернобурки. Хотя ее глаза были густо подведены, а губы пылали помадой, на ней не было никаких драгоценных украшений, кроме почти невидимых жемчужных сережек. Ведь истинной драгоценностью, как это ясно подчеркивалось, была сама актриса.

Их всех пригласили занять стулья вокруг старшего инспектора. Тот встал в центре комнаты рядом с массивным столом красного дерева, на котором располагались два тисненых альбома с марками Роджера Ффолкса, огромная лупа, пишущая машинка, на которой были напечатаны строки Реймонда Джентри, и – безвкусно – одна из тех «забавных» пепельниц, на краю которых миниатюрный щеголь в цилиндре цепляется за фонарный столб.

Когда все расселись, полковник молча просигналил сыщику приступить к делу.

– Итак, – начал старший инспектор, – вначале мне хотелось бы поблагодарить всех вас за то, что вы не мешкали. Все вы знаете, зачем вы здесь, так что мне остается только наметить, в каком порядке опрашивать вас.

Он задумчиво обозрел собравшихся, будто уже не избрал свою первую жертву.

– Пожалуй, я попрошу вас, викарий, – сказал он наконец, – показать пример.

Священник буквально подпрыгнул на стуле.

– Меня! – вскричал он. – Почему… почему меня?

– Ну, кто-то же должен быть первым, знаете ли, – сказал Трабшо с еле заметной смешинкой в глазах.

– Да, но я…

– Да?

– Ну, кажется несправедливым… выбрать… вдруг…

– Разумеется, если вы против, то, может быть, сами назовете, кто из ваших друзей заменит вас?

– Но это тоже несправедливо! О, немощь моя! – простонал священник, словно готовый вот-вот расплакаться.

– Ну-ну, мистер Уоттис, – сказал его мучитель мягко, но твердо, – не кажется ли вам, что вы ведете себя немного по-детски? Обещаю, что приложу всяческие усилия, чтобы сделать эту процедуру как можно безболезненней.

Почувствовав не только из-за упрека старшего инспектора, но и по выражению на лицах своих друзей, что он показал себя в довольно неприглядном свете, священник поспешил взять себя в руки.

– Ну хорошо… в таком случае, мистер Траб… то есть инспектор Траб… иными словами, старший инспектор Траб… Трабшо! Полагаю, если вы действительно считаете…

– Да, викарий, считаю, – без запинки перебил полицейский. – Однако, – продолжал он.

– Да? Вы сказали «однако», – снова прервал его священник, и на этот раз его и без того надтреснутый голос совсем надломился.

– Однако, должен я сказать, в свете изложения мисс Маунт событий прошлой ночи – изложения, против которого, как я заметил, никто из вас, присутствовавших там – включая и вас самого, викарий, – никаких возражений не выдвинул, я считаю себя обязанным предупредить вас, что выражение «как можно безболезненней» не следует истолковывать, будто наш разговор никакой боли вообще не причинит. Вы ведь понимаете, что мне придется задавать вам некоторые очень зондирующие, даже некоторые сугубо личные вопросы.

– О-о, я… я просто не знаю, будет ли…

– Вопросы, – гнул свое Трабшо, не склонный более допускать, чтобы стоны священника прерывали его речь, – которые, веди я это расследование официально, я бы задавал вам тет-а-тет, как выражаются лягушатники, в уединении вашего собственного дома или полицейского участка. Но поскольку все, и вы опять-таки в том числе, согласились с предложением доктора, что мои расспросы, повторяю, абсолютно неофициальны…

Тут настал черед Коры Резерфорд перебить его.