Николай Свечин - Одесский листок сообщает

Через три часа сыщики, понурые и усталые, вышли из полицейского управления. Они поехали в дом к Сергею. По пути никто не произнес ни слова.

Во флигеле полицейских ждал Продан. Он был уже без бороды, а кучерский кафтан отчистил от известки.

– Ну что там?

Лыков по-хозяйски вынул из шкафа мастику и налил всем по полному стакану.

– Сначала махнем.

Все трое выпили, и коллежский советник стал рассказывать:

– Тех, кто был в коляске, переписали и отпустили. Им предъявить нечего.

– Понятно. А тех, которые с ружьями?

– Тоже отпустили.

– Балуцы среди них не было?

– Только колбасники.

Штабс-капитан сердито спросил:

– А что, им уже разрешено разгуливать средь бела дня с винтовками Маузера?

– Ребята заплатят штраф… рублей по пятнадцать. За незаконное ношение оружия. Сами винты конфискуют.

– И все?

– И все, Игорь Алексеевич. Ведь в нас никто не выстрелил. Мы с перепугу кинулись спасаться раньше времени. Казаки с караульной командой, глядя на нас, тоже поспешили. И вот результат.

– Но оружие!

– Ну и что? Немцы объяснили, что преследовали известного конокрада Лагойду по прозвищу Манька Хохол. Тот угнал лошадь из Арнаутского, вот они и пустились вдогонку. Все знают, что конокрады – люди опасные, без боя не сдаются. Поэтому взяли ружья – мало ли что?

– Значит, операция насмарку? – спросил штабс-капитан, неприязненно косясь на грека.

– Почти.

Лыков перехватил взгляд офицера и сказал вполголоса:

– У него жена на восьмом месяце.

– Ах вон что…

Они допили бутылку, после чего коллежский советник шутливо укорил помощника:

– Да, Сережа, насмешил ты российскую императорскую армию.

Тот ответил примиряюще:

– Зато все живы!

Три дня Алексей Николаевич провел в Куяльнике, в лечебно-лиманном заведении доктора Фельдмана. Он поселился в комнате с приличной меблировкой и стал исправно принимать ванны. Сначала перепробовал все три вида: рапные, соляно-хвойные и углекислые, они же наугеймские. Остановился на соляно-хвойных и посещал их утром и вечером. Связки на руке быстро зажили.

Жизнь на лечебном курорте была сродни крымской: с барыньками без мужей и молодящимися мужчинами без жен. В воздухе витал отчетливый запашок греховности. Заведение у Фельдмана было солидное, на сто комнат. Вдоль берега мелководного лимана таких тянулось много: Амброжевича, Яхимовича, Абеля. Самым большим являлось Городское заведение, которое располагалось напротив железнодорожного вокзала. Огромное, составленное из нескольких корпусов, оно задавало тон всему лиману. Девяносто шесть кабин для принятия ванн! Именно сюда приходили записные волокиты выбрать добычу. На вокзале и в летнем театре играли духовые оркестры, еще больше тревожа кровь отдыхающим. Лыков, восстановив силы, тоже присмотрел себе даму лет тридцати пяти, с недвусмысленно блестевшими глазами. Она садилась за стол так, что юбка задиралась, и становился виден подъем ноги… Лыков перекинулся с ней парой фраз у фонтана – и словно искра электричества пролетела между ними. Коллежский советник обдумал план кампании, которая обещала быть скоротечной, надел к ужину свежий воротничок и надушился одеколоном. Но сделать ничего не успел. Он доедал судака по-польски, когда к его столу подошел Азвестопуло.

– Едемте со мной, – сказал он тихо.

– А зачем? Что-то случилось?

– По дороге расскажу. Вещи тоже возьмите и потребуйте расчет.

Так интрижка питерца закончилась, не начавшись. Он перехватил у двери недоумевающий взгляд барыньки, пожал плечами и вышел.

Оказавшись с чемоданом в экипаже, Алексей Николаевич приказал:

– Докладывай.

Сергей рассказал историю, приключившуюся утром.

На Пересыпи у Жеваховой горы имелся переезд через рельсы железной дороги, ведущей на Куяльницкий лиман. Рядом каменные ломки, и балагулы на тяжелых телегах круглые сутки переезжают через путь. Для его охранения и был установлен переезд. Уже двадцать семь лет его охранял один и тот же человек – Пантелеймон Белый. Дорога выстроила домик, в котором жила семья стражника. За долгие годы он успел узнать всех окрестных жителей в лицо. В свои шестьдесят лет Белый не собирался выходить в отставку. Три раза в день он садился на коня, брал винтовку и объезжал окрестности.

В полдень стражник начал очередной обход. Вдруг он увидел, как четверо мужчин спускаются с горы к станции. Незнакомцы показались Белому подозрительными: то ли воры, то ли скоки.