Николай Волынский - Наследство последнего императора. 2-я книга

– Есть вопросы? – спокойно осведомился Яковлев.

– Именно, – сухо ответил начальник. – Прошу вас покинуть автомобиль. Повторяю, выходите один.

Чехословацкая делегация на экскурсии в расстрельной комнате ипатьевского особняка. Снимок на память. 1927 год

СОЛДАТАМ начальник приказал оставаться около автомобиля.

– А вас, товарищ комфронта, прошу следовать за мной, – он махнул в сторону сторожки, на стене которой висел белый эмалевый знак с чёрными буквами: «Переезд №184».

Чуть отстав, Яковлев незаметно расстегнул пуговицу левого рукава гимнастёрки, где в потайном кармашке он держал узкое лезвие стилета без рукоятки.

В тесной сторожке никого не было. Небольшой стол, две табуретки. Железная койка в углу, застеленная серым солдатским одеялом. На крюках, вбитых в стену, сигнальные керосиновые фонари обходчика. Пахло креозотом – так сильно, что у Яковлева в горле запершило.

– Прошу вас, товарищ комфронта, – офицер указал на табуретку и сам сел напротив.

Достал из кармана удостоверение и протянул Яковлеву.

– Всё в порядке? – поднял брови Яковлев.

– В полном.

– Тогда зачем я вам?

– Я командир отряда Красавин Сергей Павлович, – сказал офицер.

– Приятно познакомиться, – Яковлев аккуратно положил удостоверение в карман, застегнул пуговицу левого рукава и протянул капитану руку. – Василий Васильевич.

– А также Константин Алексеевич.

– Почему вы так решили? – прищурился Яковлев.

– У нас с вами есть общие знакомые.

– Не сомневаюсь, что это достойные люди, – заявил Яковлев.

Командир кивнул.

– Вполне достойные. Один из них иногда называет себя Касьяном. Фамилия его вам известна. У меня для вас сообщение от него.

– И для этого вы меня искали именно здесь, на переезде?

– Я не искал вас, товарищ командующий. Это Касьян предупредил: возможно, вы будете здесь проезжать.

– И что же?

– Сведения такие, причём, срочные: местная чека получила, вернее, завтра получит приказ о розыске некоей монахини именем сестра Георгия. Её видели несколько раз в женском монастыре. У начальника ЧК Лукоянова, есть в монастыре осведомитель.

– Среди монахинь?

– Касьян считает, скорее всего, из подсобных рабочих. Они могут уходить и приходить в любое время и никого не спрашивать.

– Что ещё о ней известно?

– Известно, что бывала несколько раз в доме особого назначения, носила для Романовых продовольствие. Подозревают, что готовила побег Романовых, разумеется, не в одиночку. Наиболее вероятный её сообщник – матрос с «Авроры». Тайно жил в странноприимном дома монастыря. Тоже будет объявлен в розыск.

– Это всё?

– Не всё, – сказал капитан Красавин. – В чека известно, что сестра Георгия – на самом деле графиня Новосильцева, бывший агент разведочного отделения главного управления царского генштаба. Имеет на руках настоящие документы сотрудника чека. Ей удалось внедриться в чрезвычайную комиссию под прикрытием бывшего заместителя Дзержинского. Касьян сказал, что вам знаком этот заместитель.

– Знаком, – усмехнулся Яковлев.

– Теперь и он под большим подозрением. Уральская ЧК взяла его в разработку.

Задумчиво кивнув, Яковлев достал из нагрудного кармана портсигар, открыл и предложил капитану папиросу «Дюшес».

– Благодарю, товарищ командующий, не курю.

– Тогда и я не буду, – сказал Яковлев и захлопнул портсигар. – Что-нибудь ещё?

– Прошёл слух, что одна из царских дочерей, самая младшая, не была расстреляна.

– Как такое могло произойти? – удивился Яковлев.

– Неизвестно. Но её тоже ищут. У меня всё.

В машине Яковлев сказал встревоженным Гончарюку и Чайковскому:

– Я был прав насчёт Евдокии Фёдоровны. Но не во всём. Дело оказалось ещё хуже. Чекисты уже ищут её.

– Что же там все-таки было? – задумчиво спросил матрос, когда они отъехали от переезда. – И как?

– В Ганиной Яме?

– В доме особого назначения.

– Сам пытаюсь себе представить. И не могу, не получается, – доверительно сказал Яковлев. – Закрою глаза – сплошная чернота. Или кровища рекой…

…УТРОМ 16 июля Николай пришёл к столу последним. Волосы у него были ещё мокрые, от него свежо и слегка аптечно пахло его любимым лавандовым мылом.

День начинался солнечный, безветренный – благодать Божья для этих краёв.

Ночь Николай проспал при открытой форточке, и на это нарушение порядка часовые внимания не обратили: жаркие июльские дни сделали их ленивее и снисходительнее. Да и они стали привыкать к Романовым, а спокойное и даже в чем-то либеральное отношение Юровского к узникам и охрану отвадило от наглости и издевательств. Новый комендант требовал строгости к пленникам, но и уважения к ним – сколько позволяет их арестантское положение.