Юрий Бурносов - Четыре всадника

— Я знаю не больше вашего, но в Люддерзи они прикончили достаточно народу, чтобы их следовало остерегаться, — сказал Фолькон. — Полагаю, что подобное творится везде, и потому тороплюсь в столицу.

— А что в столице-то?

— В столице есть люди, которые ведают куда больше моего и знают, что надобно делать.

— Пресветлый король, что ли?

— Не только…

Слова Фолькона скорее выдавали желаемое за действительное, ибо он даже не знал, живы ли его бывые соратники. Фронг помолчал, о чем-то крепко задумавшись, после чего вымолвил:

— Поеду-ка я с тобой, молодой хире. Сидеть тут, ничего не зная, можно до конца света, а он, мнится мне, вот-вот наступит. К тому же у меня есть в столице кое-какие дела, и не худо бы их обстряпать, покамест есть в том смысл.

— Стало быть, вы меня отпускаете?

— Отчего же нет? Вот только подождем, пока сварится твоя лошадь — на голодный желудок отправляться в дорогу не годится. Эй, Свонк! Проснись-ка да найди там среди рухляди мое парадное платье!

Один из спавших до сей поры разбойников выбрался из-под облезлой медвежьей шкуры и, вытаращив глаза, уставился на Мальтуса Фолькона. Потом он вскочил на ноги, перепрыгнул через костер, едва не перевернув котел, и обнял юношу, бормоча:

— Хире Фолькон! Хире Фолькон! Да вы никак живы!

— Хире Дивор! Хире Дивор!! — вскричал в скорби своей Бофранк и прижал голову толкователя к груди. Слабый стон был ему ответом; Альгиус открыл глаза и, глядя одним из них на субкомиссара, а вторым — бог весть куда, пробормотал:

— Верно, я еще жив? Боюсь, не столь много осталось мне… и как не хочется умирать в этом дрянном месте, если бы вы знали, хире Бофранк, если бы вы только знали… С другой стороны, все прочие места, где я имел куда более верные шансы умереть, немногим приятнее — взять хотя бы мою постылую постель. Однако ж, чаю, я успею помочь вам. Но готовы ли вы услышать то, что я скажу вам, хире Бофранк?

— Я готов услышать все, хире Дивор. Кажется мне, что я выслушал в последнее время уже предостаточно самых неправдоподобных вещей, а во многие из них к тому же уверовал…

— В таком случае приготовьтесь узнать, кто таков Люциус Фруде и где пребывал он все годы ваших тщаний, — сказал Альгиус.

— Кто же он?! — вскричал в волнении Бофранк.

— Ваш добрый друг и советник — Проктор Жеаль.

Бофранк обомлел и как будто закаменел на мгновение.

— Как вы можете говорить такое?! — вскричал он.

— Судите сами, хире Бофранк, — Жеаля нет, нет и Деревянного Колокола, каковой я по недомыслию оставил ему на сохранение… Полагаю, упырь в злобе и тщеславии бросил нам сей магический предмет, за что был крепко наказан хозяином, и теперь Люциус поспешил вернуть себе столь нужную вещь, оставив пса своего умертвить нас… Я только сейчас, узрев близкую смерть, понял истину. Ах, как жаль, что не догадался я о сем раньше, слепец, жалкий я слепец! А вы вспомните, хире Бофранк… — Голос Альгиуса ослабел. — Вспомните…

И Бофранк вспомнил.

Он вспомнил, как легковесно Жеаль отозвался о его снах — как позже выяснилось, снах пророческих, заслуживающих куда более серьезного отношения: «Что же с того? Очевидно, ты чересчур много пьешь вина на ночь. С этой привычкою пора покончить…»

Вспомнил Бофранк и то, как прокомментировал Жеаль толкования, сделанные референдарием и Альгиусом: «Не унывай, друг Хаиме! Позволь напомнить, что Альгиус известен как веселый малый, имеющий некоторое — достаточно сомнительное, кстати, — образование и даже не закончивший университета, а референдарий Альтфразе так и вовсе безумец. Что верить их словам? Что печалиться и ждать смерти?»

И в то же время Проктор Жеаль сделал Бофранку столько добра, притом совершенно бескорыстно… Но бескорыстно ли? Не был ли Хаиме Бофранк лишь частью того плана, что умыслил Люциус? И Бофранк, и бедный Вейтль, и все остальные, кто так или иначе оказался замешан?

Пистолет же Бофранка, из которого Альгиус стрелял в упыря, на сей раз оказался куда менее действенным — не потому ли, что подарен был Жеалем? Что там были за пули?