Наталья Александрова: Бриллиант из крокодиловых слез

Прошло несколько месяцев. История с камнем благополучно забылась: Слон и Ованес полюбовно договорились, и заокеанский гость отбыл в свою Америку. Все восемь часов в самолете он поминутно прикладывал руку к нагрудному карману — там хранилась священная печать царя Тиграна Великого.

Беатриче Левоновна пережила очередное разочарование — ей снова не удалось пристроить Жанночку за приличного небедного человека. Однако она быстро утешилась: не в ее характере было поддаваться унынию и опускать руки перед трудностями.

Слон был очень благодарен профессору за помощь в трудном деле с камнем. Эту помощь он оценил в изрядную сумму, правда, взял с профессора слово, что тот потратит эти деньги на ремонт квартиры. Валентин Петрович отбыл на очередной конгресс, а Катерину хватило только на то, чтобы поставить новую железную дверь вместо старой простреленной.

Вообще у профессора после приключений в оранжерее основательно изменились некоторые привычки. Во-первых, он бросил свое вегетарианство и стал есть мясо, чему Катерина была очень рада. Во-вторых, он пару раз рявкнул на генеральшу Недужную, когда та по своему обыкновению попыталась сказать очередную гадость о его жене.

Надо сказать, что после того, как ее окатило паром, у генеральши несколько поубавилось желания быть в ответе за все и совать нос в чужие дела, однако ее силы быстро восстанавливаются.

В кулуарах международного конгресса по африканистике царило необычайное оживление. Почтенные ученые с пеной у рта обсуждали сенсационный доклад петербургского профессора Кряквина.

— Мне кажется, уважаемый коллега Кряквин утратил научную принципиальность, — говорил московский ученый Лисицын-Занзибарский, держа за пуговицу профессора из Нижнего Новгорода Необчихайло. — Утверждать, что низшие приматы способны мыслить и обмениваться сообщениями, могут только неоперившиеся первокурсники!

— Вы не правы, — басил в ответ нижегородец. — Даже первокурснику известно, что вульгарные мартышки не способны к высшей нервной деятельности. Конечно, если это успевающий первокурсник!

— Вот он! Вот профессор Кряквин! — Лисицын-Занзибарский увидел в коридоре знакомую фигуру петербургского коллеги. — Сейчас я ему все выскажу! Сейчас я изложу позицию прогрессивной научной общественности!

Он выпустил пуговицу Необчихайло и бросился наперерез Валентину Петровичу.

— Коллега! — Москвич сверкал глазами. — Ваше выступление повергло меня в изумление! Как вы, серьезный ученый, можете нести, пардон, такую антинаучную чушь? Надо же, мартышки мыслят! Это просто не выдерживает никакой критики!

— Не гоните пургу, уважаемый коллега, — остановил его Кряквин. — В натуре, я отвечаю за базар. Не так давно я попал в конкретное мочилово, и если бы эти, как вы выражаетесь, мартышки не умели шурупить мозгами, я бы сейчас реально давил лопату!

— Что бы вы делали, уважаемый коллега? — удивленно заморгал Лисицын-Занзибарский.

— Зажмурился бы я конкретно! В ящик сыграл! Понятно? Так что не надо тереть баланду! Все в натуре!

— Вы меня, конечно, извините, уважаемый коллега, — не сдавался Лисицын-Занзибарский. — Но позвольте привести совершенно неопровержимый аргумент. У меня дома живет занзибарская мартышка Манюня, я привез ее из одной экспедиции…

— Вы с ней что, однофамильцы? — поинтересовался Валентин Петрович.

— Нет, — раздраженно ответил Занзибарский. — И попрошу вас дослушать меня! Так вот, я ежедневно наблюдаю за ней и ответственно заявляю: в ее действиях даже в малой степени не проявляются признаки разумного поведения.

— Это еще ничего не доказывает, коллега, — вступил в дискуссию Необчихайло. — Я знаю многих представителей человеческого рода, некоторые из них даже имеют ученые степени, так вот, в их поведении тоже нет ничего разумного.

Неожиданно из кармана Лисицына-Занзибарского донеслась бессмертная мелодия «По улице ходила большая крокодила».

— Прошу прощения, коллеги! Я только отвечу на звонок, и мы продолжим дискуссию! — Профессор достал из кармана телефон и поднес его к уху.

Тут же на его лице появилось выражение крайнего неудовольствия.

— Сколько раз я говорил тебе, Манюня, чтобы не звонила мне на работу! Ты отвлекаешь меня от серьезной научной дискуссии! Лучше поставь разогревать обед, я скоро приеду! — Вы видите, коллеги. — Он убрал телефон в карман. — Как я и говорил: никаких признаков разумного поведения!