Наталья Александрова - Отмычка от разбитого сердца

— А кто еще тут на хуторе живет? — вклинилась Надежда, слушать про драку ей было неинтересно.

— Ты в тот дом не ходи, — ответила Люська, — там хозяин дед Семен, он ненормальный. Собаку может запросто спустить, а собака у него — сибирская лайка, не то что мой Шарик, полруки отхватить может.

— А что это он такой злой? — удивилась Надежда.

— А он людей не любит, — Люська махнула рукой, — ни своих, ни чужих. Говорю же — псих!

— Несчастный он человек, — неожиданно здраво заметила старуха, — не всегда таким был, а как сын у него погиб, так и сдвинулся немножко от горя. Ни с кем не общается, а если к нему не навязываться, то не тронет…

— А что с сыном-то случилось? — из вежливости поинтересовалась Надежда.

Но старуха уже занялась крендельком с вареньем и не ответила.

— Вроде это давно было… не то зарезал его кто-то по пьяному делу, не то сам под поезд попал, опять же выпимши… — неуверенно пробормотала Люська.

— У тебя все — по пьяному делу! — рассердилась Надежда. — Будто других причин нет!

— Все зло — от пьянства! — с глубоким убеждением сказала Люська и ушла.

Надежда вняла предупреждению и больше не глядела в сторону дома деда Семена, а занялась окультуриванием участка старухи. Она нашла в сарае старый серп и срезала траву у дома. Ко всеобщему удивлению, под травой обнаружилась клумба с чахлыми лиловыми цветами под названием сапожки. Надежда выполола сорняки и вылила на клумбу несколько ведер воды. Благодарные цветы тут же потянулись к солнцу, а вдохновленная успехом Надежда стала рыскать по участку — авось найдется еще какой не совсем умерший цветок.

О муже и коте Надежда старалась не вспоминать — пусть живут как хотят, а ей и здесь неплохо.

Надежда вынесла столик на улицу и пристроилась мыть посуду в тенечке под елкой. Наверху, в ветвях, громко затрещала какая-то любопытная птица.

«А все-таки здесь хорошо, — подумала Надежда, споласкивая тарелку. — Воздух, тишина…»

Правда, насчет тишины она немного поторопилась: с Люськиной половины донеслись крики, звон бьющейся посуды… в общем, там явно разразился скандал. Через минуту дверь распахнулась, на крыльцо выкатился Николай в полурасстегнутой рубахе. Лицо его украшала свежая царапина. Застегиваясь на ходу, он тяжело протопал по крыльцу, направляясь к своему мотоциклу. Рядом с Надеждой он притормозил, сплюнул в сердцах и проговорил вполголоса:

— Черт ее разберет, чего ей надо! Только что все было хорошо, и вот на тебе! Не, с такой женщиной жить нельзя, лучше уж с миной противопехотной, она хоть до поры помалкивает!

Он похлопал себя по бокам, раздраженно крякнул и проорал в сторону крыльца:

— Люська, так тебя и разэтак, вынеси мою планшетку!

В ту же секунду на крыльце возникла Люська. Лицо ее пылало, как сельсовет на закате, темные волосы были всклокочены, руки уперты в крутые бока.

— Планшетку тебе? — передразнила она участкового. — А задницу подтереть тебе не надо? Пусть тебе лахудра твоя на посылках бегает, корова симментальская! Анфиску свою проси прислуживать, а я тебе в домработницы не нанималась!

— Люся, угомонись! — прикрикнул на нее участковый. — Люди же слышат… нехорошо! Ты мне весь авторитет, к чертям собачьим, оприходуешь!

— А мне от людей скрывать нечего! — отозвалась Люська. — Я как есть от тебя пострадавшая сторона, а тебе про свой авторитет раньше надо было думать! На, подавись своей планшеткой! — И она швырнула в сторону Николая плоскую кожаную сумку на ремне. Сумка раскрылась в полете и упала на землю между Николаем и Надеждой, ее содержимое высыпалось на пыльную траву. Люська удовлетворенно проследила за последствиями своего броска и скрылась в доме, напоследок громко хлопнув входной дверью.

От этого грохота с вершины огромной ели сорвался ворон и полетел в сторону станции, возмущенно каркая.

— Ну что за баба… — бормотал участковый, собирая бумаги и фотографии. — Это динамит, а не баба… за ее вредность мне молока положены страшные центнеры!

Надежда Николаевна наклонилась, чтобы помочь участковому. Она подняла какие-то разграфленные листки с цифрами, квитанцию с лиловой печатью и крупную черно-белую фотографию.

На этой фотографии был изображен мертвый мужчина, лежащий навзничь на железнодорожной насыпи. На виске покойника чернела неровная рана, еще одна рана виднелась под подбородком — в том месте, где завязывают узел галстука. Рана эта была небольшой, но страшной — ясно, что именно она стала причиной смерти.