Стивен Кинг: Страна радости

В тот год я, двадцатиоднолетний, еще оставался салагой.

Потом этот мир дал мне хорошую жизнь, не стану этого отрицать, но иногда я все равно его ненавижу. Дик Чейни, этот апологет пытки водой, бессменный проповедник Церкви победы любой ценой, получил новенькое сердце, пока я писал эти строки… как вам это нравится? Он живет – другие умерли. Талантливые, как Кларенс Клеменс. Умные, как Стив Джобс. Достойные, как мой давний друг Том Кеннеди. Вообще к этому привыкаешь. Приходится. Как сказал поэт У.Х. Оден, смерть берет богачей, и веселых людей, и красавцев, чей член всех длинней. Но список Одена начинается не с них. Первым пунктом идут невинные дети.

Так что возвращаемся к Майку.

Восстановившись в колледже на весенний семестр, я снял убогую квартирку вне кампуса. Как-то холодным вечером в конце марта, когда я готовил стир-фрай для себя и девушки, от которой был почти без ума, зазвонил телефон. Я ответил привычной шуткой:

– Гостиница «Полынь», Девин Джонс, хозяин.

– Девин? Это Энни Росс.

– Энни! Как приятно тебя слышать! Секундочку, я приглушу радио.

Дженнифер – девушка, от которой я был почти без ума, – одарила меня вопросительным взглядом. Я подмигнул ей. Улыбнулся, взял трубку.

– Я приеду на третий день весенних каникул, и ты можешь сказать ему, что это точно. Билет возьму на следующей не…

– Дев. Остановись. Остановись.

Я уловил печаль в ее голосе, и охватившая меня радость сменилась предчувствием беды. Я прислонился лбом к стене и закрыл глаза. Но куда больше мне хотелось заткнуть ухо, к которому я прижимал трубку.

– Майк умер вчера вечером, Дев. Он… – Голос поплыл, потом окреп. – Позавчера у него поднялась температура, и врач сказал, что его лучше отвезти в больницу. Для подстраховки, по его словам. Вчера ему явно стало лучше. Он почти не кашлял. Сидел, смотрел телевизор. Говорил о каком-то баскетбольном турнире. Потом… вечером… – Она замолчала. Я слышал ее прерывистое дыхание: она пыталась взять себя в руки. Я тоже пытался, но не смог: из глаз потекли слезы. Теплые. Почти горячие.

– Все произошло так внезапно, – продолжила она и добавила совсем тихо, я едва расслышал: – У меня разорвалось сердце.

Рука легла на мое плечо. Дженнифер. Я накрыл ее своей. Задался вопросом, кто в Чикаго сейчас положил руку на плечо Энни.

– Отец с тобой?

– Проповедует. В Мемфисе. Приедет завтра.

– Братья?

– Джордж здесь. Фил прилетит сегодня последним рейсом из Майами. Мы с Джорджем в этом… месте. Где они… Не могу на это смотреть. Пусть даже он этого хотел. – Она плакала навзрыд. Я понятия не имел, о чем она говорила.

– Энни, что я могу сделать? Только скажи. Что угодно.

Она сказала.

Давайте закончим эту историю солнечным апрельским днем 1974 года. Давайте закончим ее на короткой полоске северокаролинского пляжа между городом Хэвенс-Бэй и «Страной радости», парком развлечений, который закроется двумя годами позже: большие парки в конце концов потопят его, несмотря на все усилия Фреда Дина и Бренды Рафферти удержать «Страну радости» на плаву. Давайте закончим ее красивой женщиной в линялых джинсах и молодым человеком в толстовке Университета Нью-Хэмпшира. Молодой человек что-то держит в руке. На дощатой дорожке, у самого края, лежит, устроив морду на лапе, джек-рассел-терьер, который, похоже, растерял былой задор. На столике для пикника, где женщина когда-то подавала фруктовый смузи, стоит керамическая урна. Она напоминает вазу без букета. Мы заканчиваем не совсем там, где начинали, но достаточно близко.

Достаточно.

– Я снова поругалась с отцом, – сообщила мне Энни, – только теперь нет внука, чтобы связать нас. Вернувшись из Мемфиса и узнав, что я его кремировала, он пришел в ярость. – Слабая улыбка. – Если бы он не остался на последнее чертово оживление, возможно, сумел бы меня отговорить. Скорее всего сумел бы.

– Но Майк этого хотел.

– Странное желание для ребенка, да? Но это правда, он выразился совершенно ясно. И мы оба знаем почему.

Да. Мы знали. Последнее хорошее мгновение всегда приходит, и когда ты видишь, как наползает тьма, хватаешься за то, что было ярким и добрым. Хватаешься изо всех сил, пока живой.

– Ты предлагала отцу?..

– Приехать? Если на то пошло, да. Майк бы одобрил. Папуля отказался участвовать в, как он это назвал, «языческой церемонии». И я рада. – Она взяла меня за руку. – Это наша церемония, Дев. Потому что мы видели, как он радовался.