Эдриан Мэтьюс - Дом аптекаря

Не успел он отойти, как, словно ниоткуда, появился мужчина помоложе. Черные волосы, очки и коричневая клетчатая куртка с вышитым на спине голубыми буквами словом «Сиско». Сиско-Кид, тут же прозвала его про себя Рут. Взбежав по лестнице, он нажал кнопку звонка и в ожидании ответа согнул и разогнул ногу, продемонстрировав замшевые сапоги на шнуровке.

Рут вдруг разозлилась на себя за то, что подсматривает. Оправдания этому не было. Незнакомец явно не догадывался о ее присутствии. Он даже не обернулся.

И все же Рут не уезжала.

Дверь открылась… мелькнула Бэгз… мужчина вошел.

Все. Шоу закончилось.

Общественная жизнь Лидии явно бурлила. Рут почувствовала что-то вроде укола ревности, как будто она уже зарезервировала старушку за собой и вот теперь от ее услуг бесцеремонно отказались. Мало того, в затылке возникло странное, неприятное ощущение.

Она резко повернулась.

В полуподвальном окне дома с ее стороны канала едва заметно дрогнули жалюзи.

В «Де Ярене» Майлс ел соленую селедку. Подняв одну рыбину за хвост, Рут мастерски опустила ее в рот.

— Этот город, — не переставая жевать, сообщила она, — построен на селедке. Не на бриллиантах, не на наркотиках, не на деревянных сваях.

— Как это?

— А кто его основал? Рыбак, ловивший в Амстеле селедку, так? Даже чертовы португальцы появились здесь потому, что возили из Португалии соль.

— Соль для селедок?

— Соль для селедок, — подтвердила, с трудом проглотив кусок, Рут.

— У меня для тебя тоже есть несколько свеженьких, правда, не соленых, а копченых. — Майлс похлопал по кейсу.

— Что?

— Ничего. Забудь. Английская идиома. Не переводится.

С улицы донеслись звуки шарманки — хрип механических клапанов и труб. Рут прислушалась, стараясь уловить мелодию. Старая матросская песня напомнила о детстве и об обычае бросать из окна в шарманщика завернутую в бумагу монетку. Полузакрыв глаза, она слушала, и Майлс, чувствуя ее настроение, не спешил делиться новостями.

Даже сейчас, в минуту покоя, поза этой молодой, небрежно одетой женщины с короткими светлыми волосами дышала спокойной грацией и достоинством. И он откликнулся на нее с той особой, свойственной только толстякам чувствительностью к физической красоте и граничащим с болью восхищением.

Мелодия сменилась.

— Эй, ты еще с нами? — спросил Майлс.

— А то.

Рут тряхнула головой, словно выходя из транса.

Большое, просторное кафе — залитый светом колодец из стекла и полированного дерева — было заполнено лишь наполовину. Мужчины в вельветовых брюках перелистывали страницы утренних газет. Их подружки болтали о своем, склонясь над тарелками с низкокалорийной пастой и полосками копченого лосося. Несколько пареньков возились с мобильным телефоном.

Рут подозвала проходившего мимо официанта и заказала горячий шоколад и полпорции оладий.

— Ладно, Майлс, выкладывай. Хватит дурака валять. Переходи к делу. Зачем мы здесь? Расскажи все мамочке. — Она скрестила руки на столе и нахмурилась.

Он сделал то же самое, неосознанно скопировав ее жест.

— Серьезно?

— Серьезно.

Майлс подался вперед:

— У меня было немного свободного времени в Роттердаме и Лейдене. Решил заняться ван дер Хейденом. Не ради тебя или старушки. Профессиональное любопытство. В тех ярлычках на задней стороне картины было что-то такое, что не давало покоя. Не знаю… В общем, она не выходила у меня из головы.

— Продолжай.

— Вернемся немного назад. Там была старая этикетка, помнишь? Йоханнес ван дер Хейден. Амстердам. Мидль, а потом что-то вроде кода. За ним шла надпись, согласно которой картина была переправлена из Альт-Аусзее в Мюнхенский коллекционный пункт. В общем, ярлыков много, а мы ведь с тобой понимаем, что за этим стоит, верно? Но что-то не складывалось. Тогда я заглянул в заявление Скиля, то, что принимал Каброль, и все моментально встало на свои места. Ну ладно, почти все. Скажем так, выстроилась определенная логическая последовательность.

— Лидия называла Скиля хранителем. Картину отдали ему на время войны на сохранение, но он ее продал. По словам Лидии, ради собственной выгоды. Скиль утверждает, что имела место так называемая принудительная продажа. После войны он предложил ван дер Хейденам символическую компенсацию. Лидия была против, не желала принимать подачку, но ее брат, Сандер, согласился. — Рут пожала плечами и подняла брови. — Знакомая история, верно? Что-то подобное мы уже слышали. Она предполагает, что он получил намного больше.