Фридрих Незнанский - Возвращение в Сокольники

– Ответьте на вопрос. Правду о нем говорят?

– Да.

– Точнее.

– Да, Женя не нравился нам. Ну… скажем так, не всем нам. У нас, в газете, как вы понимаете, не все идет гладко. Как и повсюду, есть различные партии, так сказать, каждый тянет на себя… И вот то самое дело, о котором вы говорили, дело об этом охранном агентстве, как его?…

– «Центурион», – с улыбкой подсказал Турецкий.

– Да, «Центурион». Он, вероятно, хотел использовать это дело в межредакционной борьбе. Конечно, это понравилось не всем. Даже скажу больше! Это вообще никому не понравилось! С одной стороны, потому что намечались все эти финансовые дела, газете подыскивали покупателя, понятно? А с другой стороны, его старые приятели, конечно, уже опасались.

– Чего?

– Ну что он вырвется, станет первым. Тут ведь уже дружбы быть не может. Тут если ты первый – ты победил! Только так.

– Кто эти приятели? Имена, фамилии?

– Я не знаю…

– Что значит – не знаю? Вы же все-таки не последнее место занимаете в своей газете? И не знаете таких простых вещей? Имен?

– А знаете, сколько у нас в газете людей работает?

– Ну хоть кто, примерно?

– Не знаю. Я и так вам сказал больше, чем мог.

– Отвечать на мои вопросы, между прочим, – сурово сказал Турецкий, – это ваш гражданский долг. Мы ведь не на лавочке с вами сидим. Правильно?

– Да, но многое из того, что вы сейчас от меня услышали, – информация, мягко говоря, непроверенная. Я бы на вашем месте не рискнул на нее ссылаться.

– Слухи?

– Ну если хотите. Поэтому я свой гражданский долг перед вами даже перевыполнил.

– И последний вопрос. В чем была его вина?

– Вы меня, что ли, спрашиваете?

– Вас, естественно.

– Я не знаю, почему его убили!

– Я не об этой вине. Я о той, после которой в редакции с ним кое-кто вообще перестал здороваться.

– Да он просто украл кое-какие бумаги у одного из наших сотрудников! Но ведь есть все-таки свои приличия. Если ты журналист – пожалуйста: укради у свидетеля, у… у работника прокуратуры, в конце концов, но не у своего!

– А я догадываюсь у кого, – сказал вдруг Турецкий. – Я знаю, у кого украл он эти бумаги. Хотите назову вам имя?

– Да, вы угадали, все было именно так, – сказал Смашнов. – Но поверьте, что все это была чепуха, никто этим не занимался вплотную… И к тому же там не было и не могло быть никакого компромата ни на кого…

– У нас есть другие сведения. Я видел эти бумаги.

Смашнов на секунду замолчал.

– Какие бумаги? – чуть заикаясь, спросил он. – Этого не может быть!

– Поэтому я и пришел теперь к вам, Алексей Робертович. Дело в том, что у меня есть папка. Одна забавная папочка. И в ней документы…

Уходя, Турецкий обернулся. Смашнов с каким-то почти суеверным страхом смотрел ему вслед…

– Кап! – сказал Турецкий и по-мальчишечьи подмигнул редактору Смашнову.

Тот, естественно, ничего не понял. Да и не должен был понять. Для этого ему надо было прежде всего перестать бояться. Всего. Но, главным образом, крупных неприятностей от начальства и хозяев газеты.

Нет, совсем не дурак Остапенко, которому не нужна газета, с которой, по убеждению Смашнова, тот и не потянул бы. Еще как потянул! Раньше им нужны были деньги. Теперь уже – власть. А для этого – средства информации. Даже ежу понятно! Вот так: кап! Кап!… А капля за каплей, известно, камень точит…

В кабинете, куда к концу дня вернулся Турецкий, надрывался городской телефон. Ну да, конечно, все правильно, ведь, уходя, «важняк» на всякий случай отключил свой «мобильник» – обязательно станут звонить, надоедать вопросами и советами, выяснять, где ты и чем занят. А поездка в «Московский наблюдатель» должна была оказаться обязательно неожиданной. Что и было сделано.

Он снял трубку.

– Турецкий у аппарата, – мрачно провозгласил.

– Саня, ну черт бы тебя побрал! – закричал Грязнов. – Где ты шляешься целый день? Звоню, звоню… Зачем «мобилу» вырубил?

– Затем, чтоб ты потом спрашивал: «Зачем?» Какие дела?

– Да нет особых, точнее, не так чтоб очень… Просто хотел уточнить.

– Ну так и уточняй!

– В пятницу встретимся. Я уже практически всех обзвонил. Во второй половине дня. У меня дома, разумеется.

– А все – это кто?

– Да ты их знаешь… Ты лучше ответь, где был?

– Слава, ты мне что – начальник?

– Но ведь Костя же сказал…

– А мы с тобой, что же, постоянно его слушались, да? Или иногда все-таки поступали по-своему?

– Должен ли я твой ответ понимать так, что ты продолжаешь делать то, что тебе категорически запретил Меркулов? – строго спросил Грязнов.