Мария Элизабет Штрауб - В ловушке

Йон отказался.

— Рано еще говорить, а то сглазишь. — Он оглядел вестибюль. Концельманн имел обыкновение возникать там с неприятной регулярностью именно в те минуты, когда Йон пытался переброситься без помех парой фраз с Юлией. — И вообще, считать нужно не дни, а ночи. Неприятности случаются преимущественно после захода солнца.

— Не накаркай, — сказала она.

Кожа на ее горле была чуть светлей, чем на лице. Йон, не отрываясь, наблюдал, как она пьет, как вытирает рот и убирает в рюкзак опустевшую фляжку.

— Как ты провела вчерашний вечер? — поинтересовался он. — Вы немножко застряли, да?

— Почему? Мы вернулись еще до двенадцати.

Накануне она ходила в город с Концельманном, а Йон и Шредер организовали после ужина турнир по футболу. Еще перед отъездом они договорились, что для вечернего надзора на турбазе достаточно и двух педагогов, а двое могут в это время отдохнуть от дневных нагрузок. В понедельник Йон посидел с Шредером в пивной Старого города и терпеливо выслушал все подробности его романа с рыжеволосой практиканткой, преподававшей этику. В следующем году ее, по-видимому, переведут в другую гимназию, и Филиппа это вполне устраивало: она уже цепляется за него и выдвигает различные претензии.

— Вообще-то я не из тех мужчин, которые способны на прочные связи, — заявил он за третьей кружкой. — Не так, как ты с твоей Шарлоттой. Сколько вы прожили в браке? Кажется, больше двадцати лет? Йон, честно тебе признаюсь, я бы никогда не смог вот так.

Йон оставил его заявление без комментариев, он был не в духе. Вечер пропал. Сегодня же весь день его единственным утешением была перспектива провести вечер вместе с Юлией.

— Что, наш нежный Маркус хотя бы занятный собеседник? — После родительского собрания и вечера у таиландца Молокосос не только превратился в Маркуса, но и стал, к сожалению Йона, еще надоедливей прежнего.

— Не цепляйся к нему каждую минуту, — возразила она. — Он в самом деле очень приятный. И мне его жалко. Он немного рассказал мне про свою семью и вообще. У него было тяжелое детство.

— Боже мой! — Йон пожал плечами. — Скажи, у кого оно было легкое?

В окне второго этажа раздался пронзительный девичий визг, за ним последовал громкий хохот. Загремела музыка, разумеется рэп.

— Я-то думала, что они совершенно обессилели, — сказала Юлия. — Ведь еле плелись по лесу. И вот, пожалуйста, моментально ожили.

Йон запрокинул голову:

— Эй! Нормальная громкость, ясно?

На подоконнике появились, хихикая, Людмила Невуда и Тамара Грассман, а между ними Тимо. Какого черта он делает в комнате девочек? Он что, плюется? С ума, что ли, сошел?

Йон шагнул в сторону. Мерзкий блестящий комочек упал рядом с ним на гравий. Когда он снова поднял голову, в окне не было ни девочек, ни Тимо.

— Ну, это уж слишком, — прорычал он. — Я сейчас шкуру с него спущу.

— Не драматизируй, — предостерегла Юлия. — Это наверняка ненамеренно; скорей всего, он тебя просто не видел.

Она прошла следом за ним в здание; в столовой были накрыты столы. Пахло гуляшом, в небольшом танцзале кто-то бренчал на рояле вечный собачий вальс.

— Неважно, видел он меня или нет, — сказал Йон. — Просто так жвачку все равно нельзя выплевывать куда попало. Впрочем, ты права, Тимо сейчас не стоит цеплять. Я и так слишком рад, что он скоро исчезнет с моих глаз.

— Ах, он тебе рассказал?

— Мне сообщила его мать. В отличие от тебя я надеюсь, что он уже не передумает. Честно говоря, я просто не понимаю, как тебе удается так хорошо с ним ладить.

— Что значит хорошо? На моих занятиях он скорей незаметен. Ну что, сходим куда-нибудь после ужина?

— Может, в Гамельне найдется симпатичный маленький отель? — тихо проговорил он. — Что ты скажешь?

Она улыбнулась, подмигнула ему и скрылась в своем коридоре.

— Где тебя так долго носило? — Шредер натягивал майку, когда Йон вошел в их общую комнату. Такое размещение Филипп предложил еще в Гамбурге. Всего им предоставили три двухместных номера, один из них, естественно, полагался Юлии. — Жить вместе с Концельманном мне не хочется, — сказал тогда Шредер, — а мы с тобой всегда поладим.

Разумеется, Йон согласился. В присутствии пятидесяти одного школьника и двух коллег он все равно не мог рассчитывать на ночные встречи с Юлией. Шредер же был приятным напарником — неукоснительно следил за гигиеной, не храпел и помимо прочего был не слишком болтлив — качество, которым наделены далеко не все коллеги. Несколько лет назад Йону пришлось делить комнату с Мейером-биологом, и тот часами донимал его анекдотами и фотографиями своей в ту пору еще двухлетней внучки.