Но если широко раскрыть глаза, сегодня здесь летают всего два вида ракет, созданных еще в шестидесятые. И происходит всего семнадцать запусков в год против тридцати китайских.
В степи был раскинут наблюдательный пункт: шатер, автостоянка, пластиковые коробки мобильных туалетов. На парковку заруливали новые и новые автобусы, выходили зеваки: казахские школьники, китайские туристы, жители и гости городка, правдами-неправдами получившие пропуск.
В шатре торговали чаем, пирожками и невзрачными сувенирами. Там раздавали вай-фай, а по стенам висели телевизоры, где шел прямой репортаж со стартового стола. Парила кислородом ракета, в углу бежал обратный отсчет секунд. Была выведена радиотрансляция запуска. Раздавались спокойные, деловые голоса:
– Тридцатиминутная готовность.
– Тридцатиминутная готовность принята.
– Эвакуация стартового расчета.
– Принята эвакуация стартового расчета.
Я вышла на воздух. Вся наша группа разбрелась, заняла места в толпе у барьерчиков. Ракета была хорошо видна среди сооружений стартовой площадки, на расстоянии примерно километра.
За Денисом я наблюдала краем глаза. Он вращался в сферах: с кем-то здоровался, обнимался, вел короткие переговоры.
Пробежал мимо меня, остановился, бросил:
– Хорошее место. Все будет видно. Ты только не снимай старт на видео, не отвлекайся. Смотри своими глазами. А запись я тебе потом скину.
Глаза его излучали любовь. Они как бы говорили: я помню все, что с нами было, и мне этой ночью было с тобой хорошо.
– У нас после пуска традиция. Когда ракета благополучно улетает, мы закрываемся в автобусе и отмечаем это дело. Потом едем в город на банкет. Кафе я уже заказал.
– Хороший план.
– А потом я рассчитываю улизнуть ото всех. – Короткая пауза. – Вместе с тобой.
Я не могла, конечно, закричать: «О да, дорогой! Возьми меня, хотя бы даже прямо сейчас!» Вместо этого кокетливо шепнула, может быть, неудачно:
– Посмотрим на твое поведение.
– Я буду хорошим мальчиком, – очаровывающе улыбнулся он и умчался.
Через несколько человек от себя я видела своих старичков, Владислава и Радия. Они смиренно смотрели, в толпе у барьерчика, на ракету, и никто не знал, что они были в числе первых – тех, кто пять десятилетий назад учили ее летать.
От стартовой площадки по дороге неслись один за другим автобусы, машины и даже пара бронетранспортеров.
Наконец отошла кабель-матча – предвестник старта, как объяснили в толпе. А трансляция по радио шла по-прежнему в спокойном деловом тоне:
– Ключ на старт.
– Есть ключ на старт.
– Зажигание.
– Дается зажигание.
А потом пустыня под ракетой дрогнула и осветилась. Какая-то девчонка в толпе, не в силах сдержать эмоции, закричала на одной ноте: «Ааааа!» Ракета очень медленно приподнялась на столбе пламени. Постепенно пламя становилось все длиннее и длиннее, и его венчало белое сигарообразное тело, которое все быстрее прочерчивало свой путь по небосводу. До нас долетел гул, и он был очень мощным – и впрямь, рокот космодрома.
– Ах-хре-неть, – раздельно сказал рядом со мной немолодой казах в войлочной шляпе.
Ракета поднималась выше, выше, потом она превратилась в светящийся диск. Гул становился все тише, тише, затем диск стал светящейся точкой, а вскоре и она исчезла.
Кто-то в толпе зааплодировал, кто-то закричал: «Ура!!»
Народ стал разбредаться по автобусам.
Элоиза внутри нашего микроавтобуса деятельно раскупоривала коньяк, колу, разливала в пластиковые стаканчики.
Последним на борт поднялся Денис. Он был воодушевленным и деятельным. По глазам его я заметила, что он уже успел выпить.
– Поздравляю, – бросил он, – «Прогресс» уже на орбите.
Все закричали «ура» и стали чокаться одноразовыми стаканчиками.
Шофер начал осторожно выруливать со стоянки, лавируя между чужими машинами и припоздавшими туристами.
– Странно, что-то Талгата на пуске не было, – с тенью озабоченности проговорил Радий. – Он обещал быть. И телефон его не отвечает.
– Он, по-моему, человек пьющий, твой Талгат, – заметил Владислав Дмитриевич с оттенком ревности к вдруг объявившемуся новому другу Радия.
– Но не до такой же степени, чтобы запуск проспать.
– Да он их видел тысячи.
– Обещал же.
– Следовательно, его обещания ничего не значат.
Было смешно наблюдать, как временами два этих старых дружбана начинали препираться, словно мальчишки.
Мы понеслись по пустыне в сторону города. Дед Влад взялся рассказывать Елене историю своих родителей – отца Флоринского и матери Антонины Иноземцевой, которая когда-то, в баснословные тридцатые, работала с Королевым в ГИРДе. Елена внимала.
Читать дальше