Валерий Пушной - Опасная седина монет

Находясь в отдельной комнате, Папа, не раздеваясь, лежал на диване. Заложив руки за голову, смотрел на лампочку на потолке. Раздумывал, когда к нему без спроса ворвался подручный, стоявший на стреме во дворе. Недовольно повернув к парню тяжелое лицо, Дусев нахмурился. А подельник поспешно, заикаясь, заговорил:

— Папа, там к тебе, ты не поверишь, собственной персоной, сама рвется!

Сообразив, что к нему кто-то прибыл, он не успел ничего спросить, как на пороге возникла худенькая стройная фигурка. Рукой решительно отодвинула подельника, и Папа увидал улыбающееся лицо Александры. Не поверил собственным глазам. Ее искали по всему городу, с ног сбились, а она сама явилась! И все такая же изящная и красивая во всем черном. В голову Папе ударил хмель. Он вскочил с дивана.

Шагнув к нему, Александра неожиданно всем телом крепко прижалась, прошептала. И даже не прошептала, а проворковала таким привычным завораживающим голосом:

— Я так по тебе соскучилась, Папочка, прости меня, непутевую! Я виновата перед тобой, я знаю, но я хочу загладить свою вину. Я вернулась к тебе не пустая. Я привезла к тебе тех, кого ты ищешь. Я постаралась для тебя.

Бочком-бочком подручный вышел вон, видя, как страшный и непоколебимый Папа стал таять на глазах. А Дусев, ошеломленный и обезоруженный ее воркованьем, только и смог произнести:

— Я искал тебя, Александра.

Еще плотнее прижавшись к нему, почувствовав, что он не отталкивает ее, она восприняла это как добрый знак для себя. Стало быть, Папа рад был встрече и воспринимал ее слова так, как она хотела. Александра опять прошептала:

— Я знаю, Папочка, и я тоже искала тебя. — И, чтобы предупредить все его вопросы, которые могли быть совсем нежелательными сейчас, она сходу стала загружать его мозг своей информацией, говоря: — Я знаю, что у тебя Корозов и ты ищешь его жену. Я так рада, что он наконец у тебя! Это ужасный человек! Я столько от него натерпелась. Я привезла его жену, Папочка. Я нашла ее для тебя. Это было нелегко. Я никогда не могла подумать, что ее захватил Кагоскин. А ведь он чуть раньше хотел взорвать ее в квартире, чтобы оставить тебя с носом. И это его люди стреляли в тебя из машины Корозова. Он предал тебя, Папочка. А ты всегда доверял ему, ты даже мне не доверял так, как ему.

Поежившемуся от этих слов Александры Дусеву нечем было крыть, ибо она попала в самую точку. Она продолжала:

— Я привезла к тебе и Кагоскина. Доверяй и дальше ему, Папочка, пока он сам не вонзит нож тебе в спину или не наберет в шприц яду!

Сказала язвительно, отчего на тяжелом монолитном лице Дусева задергались мышцы. Он словно почувствовал себя виноватым перед Александрой. Ведь она когда-то намекала ему, что Кагоскину доверять опасно. Но он отнес это к обычной антипатии. А получилось, что бабье чутье оказалось верным. Выходит, не всегда справедлива поговорка: послушай бабу и сделай наоборот.

Продолжая прижиматься к Папе, Александра повернула голову к двери, воркуя:

— Пошли, посмотришь на них. — И потянула его за собой.

Молчком выйдя из своей комнаты в полутемный коридор, Дусев увидал Ольгу и жалкого, как побитого пса, Кагоскина. А за их спинами подручного Александры.

При виде лекаря все внутри у Папы закипело, белки глаз покраснели, застучали зубы от злости. Кагоскин знал, что означал для него такой взрыв гнева, — это был предвестник смерти. Его смерти. Кагоскин даже увидел, как она приближалась к нему с косой, в белом саване и с лицом Папы. Но врач не хотел умирать, больше всего на свете в эти секунды он хотел жить. Ноги его подкосились, он упал на колени, губы задрожали. Он не услышал, как стоявшая рядом с ним Ольга громко засмеялась, и не увидел, как Папа метнул взглядом и показал пальцем на дверь в пристроенную комнату, где находился Корозов, властно приказав:

— Туда!

Толкая Ольгу, подручный Александры впихнул ее в комнату к Глебу. Кагоскин хотел произнести хоть какие-то слова в свое оправдание, но они никак не приходили в голову — ужас сковал его.

Схватив лекаря за горло, Дусев сильно сдавил. Лицо стало серым от злости. Кагоскин задохнулся. Глаза застыли и помертвели. Папа отпустил и зло усмехнулся:

— Ты думаешь, отделаешься такой легкой смертью?! Жаба!

Однако Кагоскин вообще не думал о смерти — он рвался к жизни. И он выпалил первое, что пришло на ум. Плохо соображая, что говорит, он надеялся разрушить иллюзию Папы в отношении Александры, вбить между ними клин, а стало быть, найти лазейку для себя. Не узнавая собственного голоса, произнес: