AlmaZa - Герой женского общества [СИ]

— Чонён… он тебе… нравится? — осторожно спросил Намджун. Девчонка посмотрела на него, грустно хмыкнув.

— Но он же, гореть ему в океане, безумно красивый, если по-честному, — заметив в глазах Намджуна тревогу, она помотала головой, — не беспокойтесь, это ничего не значит. Я знаю, что ему от меня надо, и не собираюсь этого допускать. Ку Чжунэ крутейший парень, и встречаться с ним, пожалуй, хотят многие, но вот быть брошенной и попользованной им — сомнительное удовольствие, а других достижений с этими ребятами не бывает.

— Подруга моей сестры встречается с их капитаном команды — Биаем. — Чонён округлила глаза, знала, судя по всему, что за тип. Намджун в подтверждение кивнул. — Да, иногда можно достичь и того, чтобы встречаться с одним из них, но счастья это не приносит. По крайней мере, я Хёну беззаботной и радостной что-то давно не видел, только если она его держит непосредственно за руку. Всё остальное время, мне кажется, она ломает голову, нашёл он уже другую или всё-таки вспомнит о ней вечером. Ты правильно сказала, что горбатых могила исправит. И эти парни горбатые как двугорбые верблюды, настолько там всё глухо и неисправимо.

— Почему, интересно, природа всё опасное и плохое делает тогда таким притягательным и красивым? — Намджун вспомнил Сану. Более опасной и хитрой девушки он в своей жизни не встречал. Но можно ли было назвать её плохой? Она хотела справедливой мести за убийство родных, она хотела смерти убийцам. Были ли оправдывающие причины у поведения таких, как Биай и Чжунэ?

— Не знаю, Чонён, но я убежден, что истинная красота — внутри людей, а не на слащавой морде. Так что, лучше пытаться увидеть душу, чем смотреть на внешность.

Допив чай, Намджун провёл в гостях ещё около получаса, удостоверяясь, что никаких попыток вторжения не повторится, после чего попрощался, вышел во двор, осмотрелся, не нашёл никакой подозрительной фигуры и отчалил домой.

Брат предупреждал, что снега будет много, но Джинни всё равно верила в ответственную снегоуборку коммунальщиков, а потому не додумалась надеть высокие сапоги. Итогом стало зачерпывание снега в ботильоны, который забирался в носки, таял и морозил ноги. Студентка, никогда не бывавшая в нецивилизованных местах, не могла и представить нечто подобное тому, где оказалась. Все её поездки куда-либо из Сеула ограничивались культурным отдыхом, курортами Чеджу или Окинавы, прогулками по Токио, где она была ещё подростком с семьёй, и они останавливались в приличной гостинице. Джинни была даже с экскурсией в так называемой корейской деревне, которых, как считают многие, в этой стране не осталось. Но то было летом, и деревня-то была фольклорная, под охраной ЮНЕСКО, где местные жители старались не показываться туристам на глаза, устав от постоянных их посещений.

И вот, холодная и далёкая от урбанизации сельская почти что глушь. Нет, в целом глушь найти трудно в стране, ширина которой три сотни километров, но всё-таки удалённые от главных автомагистралей и железных дорог уголки сохранились. Особенно в гористых районах, как этот, где удобства затруднялись резкими изломами высот, и строиться приходилось аккуратно, узко, не захватывая размашисто территорию. Пригодной было мало, равнины шли ниже, и занимались теми, кто состоятельнее. Джинни, скользя на квадратных каблуках, держалась за руку Юнги, ведущего её к отчему дому, и оглядывалась по сторонам, по белым скошенным просторам, в которых торчали небольшие домики со светом в окнах, выдающих в них новострой, ведь в традиционных азиатских домах окон по сути не было. Участки, скорее всего служащие огородами в сезон, скрылись под снежным покровом, деревья стояли голые, и по ним невозможно было угадать, какие плоды они приносили. В дороге Юнги рассказывал, что у его дома детства рос персиковый сад. Может, всё вокруг — персиковые деревья?

Из-за некоторых заборов на них полаяли собаки, одну из которых было даже видно, серчавшую и порыкивающую сквозь прутья решетки, отгораживающей двор. Дома в основном были одноэтажными, некоторые в два этажа, не больше. Встретилась и одна заброшенная хижина, очень старая, скорее всего столетняя, которую бросило новое поколение, отчалив в город, а старое, дожив свой век, оставило жилище опустевшим. Джинни не представляла, как вообще можно жить в подобных краях? Единственный магазин возле автобусной остановки, и тот продуктовый! А шопинг? Им тут не занимаются? Не странно, что молодёжь покидала сёла и обживалась в крупных городах. Так поступил когда-то и сам Юнги, а вот старшим перестроиться уже было поздновато, и они не бросили дом и своего скромного занятия фермерством. Хотя, это и фермерством было не назвать, клочок земли, принадлежавший семье Шуги был слишком мал, чтобы разжиться на нём, и производилось на каком-то гектаре ровно столько овощей, кукурузы и соевых бобов, сколько могло кое-как прокормить троих человек. Небольшими излишками мать торговала летом и осенью на ближайшем рынке, зарабатывая на оплату жилья, одежду и прочее, пока отец продолжал выращивать что-нибудь на грядках, в теплицах. В последние годы они уже меньше занимались хозяйством, поскольку уехавший много лет назад в столицу сын высылал им достаточно денег, чтобы они прекратили гнуть спины. Юнги не хвастал этим перед Джинни, впервые недавно сообщив ей, что отсылает отцу и матери почти всё, что получает, кроме денег, необходимых для ухаживаний за своей девушкой и тех, что оставались, чтобы себя самого прокормить. Молодой человек до этого просто говорил, что помогает родителям финансово, стараясь не заострять внимание на том, что они всегда были очень и очень бедны. Много лет он стыдился их, себя, своего прошлого и всего с ним связанного, пока, наконец, ни набрался смелости и ни привёз сюда ту, которую называл невестой в телефонных разговорах с родителями.