Мэри Кларк - Кто-то выслеживает. Не плачь, моя красавица

А Лейла, обхватив руками колени, возражала: «Да нет, Сэмми, не так уж он плох. Он меня смешит, а это все-таки плюс».

«Хочешь, чтоб тебя смешили, найми клоуна».

Лейла тогда обняла ее и сказала: «Сэмми, обещай, что всегда будешь прямо говорить, что думаешь. Ты, наверное, права, но я уж, ладно, пройду через это».

Избавление от этого шута стоило Лейле два миллиона долларов.

И наконец, Лейла и Тед. «Сэмми, это не может продолжаться долго. Таких людей не бывает. Что он во мне нашел?»

«Ты что, не в своем уме? Или ты перестала смотреться в зеркало?»

Лейла, всегда такая робкая, когда начинала работу над новым фильмом. «Сэмми, в этой роли я никуда не гожусь. Не надо было за нее браться. Не моя это роль».

«Брось, пожалуйста. Я читала газеты и снимки видела. Ты великолепна».

За эту роль она получила «Оскара».

Но последние несколько лет ей действительно в трех фильмах доставались неподходящие роли. И она страшно нервничала, опасалась за свою карьеру. А любовь ее к Теду по силе чувства равнялась только боязни его потерять. Тут-то Сид и принес пьесу. «Сэмми, честное слово, мне даже играть не придется. Это просто я. Замечательно!»

А дальше — все насмарку. В конце мы все бросили ее, думала Дора. Я болела. Элизабет была на гастролях. Тед постоянно уезжал по делам. И кто-то, хорошо знавший Лейлу, воспользовался ее хрупкостью и беззащитностью и стал наносить ей удар за ударом, посылая эти подлые, злобные письма, она дрогнула, не выстояла, начала пить…

Дора вдруг заметила, что у нее дрожат руки. Она стала смотреть на знаки вдоль шоссе, нет ли рядом какого-нибудь ресторана. Надо остановиться и выпить чашку чаю. Возвратившись в «Кипарисы», она сразу же возьмется за разборку непросмотренной почты.

А уж тогда, когда будут найдены остальные анонимки, Элизабет как-нибудь сумеет устроить, чтобы по ним выследили того, кто их посылал.

Вернувшись к себе, Элизабет нашла на сложенном на кровати купальном халате подколотую к расписанию дня записку от Мин.

«Моя дорогая Элизабет.

От души надеюсь, что, пока ты здесь, пройдешь все процедуры и занятия, предлагаемые нашим санаторием. Как тебе известно, все новые гости, перед тем как приступить к своей программе, должны пройти осмотр у Хельмута. Я тебя к нему записала.

И помни, пожалуйста, что твое здоровье и благополучие составляют мою неотступную заботу».

Письмо было написано от руки витиеватым размашистым почерком Мин. Элизабет быстро проглядела свое расписание. Без четверти девять — консультация у доктора Хельмута фон Шрайбера; класс аэробики — в девять часов; массаж — в 9.30; упражнения на батуте — в 10.00; групповое фигурное плавание — в 10.30 (раньше она сама проводила эти занятия, когда работала здесь); массаж лица — в 11.00; упражнения на бревнах — в 11.30 и травяные обертывания — в полдень. После обеда предполагались горячие соли, маникюр, класс йоги, педикюр, еще два упражнения в бассейне.

Элизабет предпочла бы не встречаться с Хельмутом, но не стала раздувать скандал. Прием у Хельмута был краток. Он проверил у нее пульс, давление, осмотрел кожу, направив яркую лампу.

— У тебя лицо просто точеное, — сказал он ей. — Ты принадлежишь к тем женщинам, которые с возрастом становятся красивее. Это обусловлено строением лицевых костей. — А потом, словно размышляя вслух, пробормотал: — Лейла уж на что немыслимо хороша была, а ее тип красоты из тех, что достигают пика и идут на убыль. Когда она была здесь последний раз, я предложил коллагеновые инъекции, и мы еще планировали заняться глазами. Ты это знала?

— Нет.

Элизабет поймала себя на том, что слова барона вызвали у нее ревность: почему Лейла с ней не поделилась? А может быть, он лжет?

— Прости, — тихо произнес Хельмут. — Я не должен был ее упоминать. Но если ты удивляешься, почему она тебе об этом не рассказывала, то имей в виду: Лейла в последнее время стала болезненно относиться к разнице в возрасте между нею и Тедом. Всего три года. Я уверял ее не кривя душой, уж я-то знаю, что возрастные различия не имеют значения, когда люди любят, но все-таки она из-за этого нервничала. И видеть, как ты день ото дня хорошеешь, в то время как у нее на лице годы уже начали оставлять свои следы, — это ей было нелегко.

Элизабет встала. Кабинет Хельмута, как и все помещения в «Кипарисах», был убран как изящная жилая комната. Диван и кресла обтянуты тканью в сине-зеленых прохладных тонах, портьеры на окне подвязаны и открывают доступ дневному свету, за окном — поле для гольфа и дальше — океан.