Наталья Александрова - Ладанка Жанны д'Арк [litres]

В первый момент я подумала, что сейчас умру. Потом, когда наглая мышь добралась до руки и тыльной стороны ладони коснулись крошечные лапки, я дернулась и заорала. Ничего не смогла сделать, это было сильнее меня.

Разумеется, крышка ящика тут же открылась, и Петрович выдернул меня оттуда, как морковку из грядки.

– Ух ты! – почти радостно сказал он. – Поймал! Говорил же, что она не могла далеко убежать!

Ага, если бы не мерзкая мышь, фиг бы ты меня поймал!

Я поморгала, потому что глаза резало на свету после темного ящика. А потом увидела перед собой женщину – ту самую Вдову.

Что ж, с виду ухоженная. Худая, подтянутая, лишнего грамма нет. Жилистая, сильная, тренированная. А все равно видно, что сильно немолодая, хоть лицо и без морщин. Но какое-то оно неживое, глаза, рот, нос будто нарисованы.

– Это она? – спросила Вдова у Петровича, не глядя на него.

– Она самая, – подтвердил он, очень довольный, – говорил ведь – от меня не сбежишь.

Когда это он такое говорил? Я пожала плечами.

– Придержи ее! – бросила Вдова Петровичу, и прежде чем я успела среагировать, он обхватил меня сзади за плечи, а эта стерва закатила здоровенную пощечину.

Хорошо так приложила, рука у нее тяжелая, у меня в первый момент в глазах потемнело.

– И что? – спросила я. – Полегчало тебе?

Она подошла вплотную, и теперь я увидела совсем близко ее глаза. Теперь в них плескалась ненависть, правильные, в общем-то, черты ужасно исказились.

– Ты, мелкая дрянь, – прошипела она, – с кем вздумала тягаться? Да я же тебя на мелкие кусочки нарежу и солью присыплю, живой в землю закопаю и кислотой сверху полью!

Руки Петровича, держащие меня, на миг дрогнули, и я воспользовалась этим, чтобы боднуть Вдову головой. Не получилось. Зато я неожиданно успокоилась.

– Не выйдет у тебя, – сказала я твердо.

– Чего это? О чем ты говоришь?

– Ничего у тебя не выйдет. Не получится по завещанию все получить.

– Ты откуда знаешь?

– Да уж знаю… – Я усмехнулась, вспомнив, что спрятала завещание у Зюзи.

– Ты мне все отдашь, – прошипела Вдова, – иначе пожалеешь, что на свет родилась. Ты не представляешь, что я могу с тобой сделать. Ты такое и в страшном сне не видела.

Как раз это я могла себе представить, глядя ей в глаза. Я плюнула ей в лицо и тут же огорчилась, потому что плевок был с кровью. Выходит, эта злодейка выбила мне зуб?

Я бешено завертелась, стараясь высвободиться из рук Петровича. Очевидно, тот тоже загляделся на Вдову и немного ослабил хватку, так что мне каким-то чудом удалось вырваться. Я пригнулась, вывернулась и побежала к воротам, но тут увидела, что во двор фабрики въезжают машины. Наверно, это люди Вдовы. Ну что ж, не повезло.

Третьего января 1431 года девятилетний мальчик, король Англии, подписал приказ:

«Во имя Господа, Аминь. Начать суд по делу веры над неким или над некоей, в народе именуемой Девой».

Для того было так написано в приказе, чтобы подчеркнуть: перед судом предстанет не мужчина и не женщина, а некое существо неизвестного пола, бесовское отродье.

Англичане решили судить Жанну не военным и не гражданским, а церковным судом, как еретичку и колдунью. Ибо если суд признает, что Карла привела на коронацию в Реймс ведьма, то кто же признает его законным королем Франции?

Главными судьями на этом процессе были все тот же епископ Бовезский Пьер Кошон и доминиканский монах брат Жан Леметр, наместник Великого Инквизитора Франции.

Англичанам и их союзникам нужно было осудить и казнить Жанну «именем Божьим», чтобы доказать себе и всему миру, что Господь на их стороне, а не на стороне французов.

Генрих V, после страшной битвы при Азенкуре озирая поле боя, усеянное окровавленными телами, сказал:

«Сие не моих рук дело, а Божьих: Господь покарал французов за их неисчислимые грехи».

Сейчас его наследники хотели судом над Жанной добиться того же: доказать, что ее победы – происки дьявола.

Жанна была у них в руках, в полной власти, но решение убить ее было их ошибкой.

«Если англичане убьют меня, – говорила Жанна незадолго до суда, – мертвая, я буду вредить им больше, чем живая. Пусть они убьют меня, но земное назначение мое будет исполнено».

Жанна ждала суда и казни, но не боялась их.

Тюремщики же ее, напротив, боялись, боялись всего.

И того, что французы освободят ее штурмом либо какой-то хитростью; и еще больше – того, что сама Жанна освободится при помощи какого-нибудь волшебного слова или заклинания – ведь они считали ее ведьмой. Поэтому ее посадили в железную клетку, такую низкую и тесную, что в ней нельзя было встать в полный рост, и еще приковали цепями за руки, за ноги и за шею. Кроме того, днем и ночью стерегли ее пятеро свирепых тюремщиков из числа бывших разбойников, осужденных на смерть, но вместо казни принятых на военную службу.