Марина Серова: Коварство дамы треф

Вертолет между тем медленно поднялся в воздух, завис над полем на пару минут, а потом развернулся и, постепенно набирая высоту, полетел в сторону города. Далеко внизу остались заброшенный поселок, снующие по полю люди в камуфляже, полицейские машины. Я смотрела назад, пока они не превратились в крошечные, едва различимые точки, а пролесок — в черную полосу на горизонте. Затем исчезла и она: окно затянула густая пелена тумана. Она клубилась, растекалась, а потом там и сям появились проблески. Я догадалась, что мы летим над рекой, и быстро сунула руку в карман. Пальцы нащупали знакомый металлический предмет, и оцепенение разом отпустило меня. Я вспомнила, зачем я здесь, подняла голову и решительно посмотрела на своих попутчиков. Арестованный все так же неподвижно сидел напротив меня. Один из конвоиров сразу после взлета пересел поближе к пилоту, а другой, в начале пути зорко поглядывавший на арестанта, вскоре отвернулся к окну, а потом и вовсе откровенно начал клевать носом. Действительно, к чему здесь особая бдительность? С летящего вертолета далеко не убежишь…

— Антон, — позвала я.

Арестант вздрогнул. То ли не ожидал, что я назову его снова этим именем, то ли…

— Они запрячут тебя за решетку, — не то утвердительно, не то вопросительно сказала я. — Запрячут надолго…

Он приоткрыл один глаз, пожал плечами и снова погрузился в раздумья.

Я внимательно смотрела на него: ни сожаления, ни злости, ни тем более страха перед неминуемой карой. С таким же выражением лица он проиграл мне крупную сумму в самом начале нашего знакомства. Так же холоден и невозмутим он был, когда пришел ко мне за украденными купюрами. И так же бесстрастно он вытягивал меня за руку, когда я висела на самом краю крыши.

— Антон, — снова позвала я. Мне нравилось называть его этим именем. — Почему ты хотел спасти меня? Ведь я работала на полицейских. Я должна была сдать тебя им.

— Я не мог позволить, чтобы ты погибла.

— Почему?

Он ответил не сразу — долго думал, подбирал слова, кусал губы. Наконец сказал:

— Ты невероятная женщина, Женя.

Несмотря на то что мы говорили в полный голос, нас никто не слышал: сидевший рядом конвоир задремал, а пилот и второй конвоир сидели дальше, и гул мотора заглушал наши голоса.

Антон помолчал и ненадолго прикрыл глаза, словно размышляя о чем-то. Потом вдруг вскинулся и наклонился ко мне.

— Двадцать лет, — отчетливо произнес он.

— Что?

— Я выйду на свободу через двадцать лет. И я хочу тебя попросить…

— Да?

— Никита… Я бы не хотел, чтобы он знал правду обо мне. Ты понимаешь? Нет, ты не поймешь…

Он говорил, а я только слушала и смотрела — мне хотелось запомнить каждую черточку его лица, каждое слово, каждый жест… Я больше никогда его не увижу. Никогда.

— Я сам выбрал свой путь. Но я не хочу, чтобы он пошел той же дорогой. Я оплатил его учебу на годы вперед, до конца школы. Но потом ему все равно самому придется выбирать… И я не хочу, чтобы полицейские добрались до него и рассказали, кем был его отец. Ты поможешь мне?

— Он ничего не узнает, — пообещала я.

— Хорошо.

Он удовлетворенно кивнул, откинулся назад и прикрыл глаза. Казалось, он задремал. Я подалась вперед, осторожно коснулась кончиками пальцев его рук, скованных наручниками. Он удивленно открыл глаза и уставился на меня. Я быстро вставила крошечный ключик в отверстие, замок наручников неслышно щелкнул. В тот же миг я толкнула плечом дверцу кабины и со всей силы рванула Антона на себя, практически повалив его. «Это все, что я могу для тебя сделать», — шепнула я ему в самое ухо, и сразу же пронзительно завизжала:

— А-а-а-а, помогите!

В следующую секунду я уже оттолкнула его, приоткрытая дверь кабины распахнулась от толчка, и Кронштадтский-Федосеев вывалился из вертолета прямо в реку — только подошвы ботинок мелькнули в воздухе. На-деюсь, что он успеет сгруппироваться, прежде чем рухнет в ледяную воду…

Я откинулась на сиденье, изображая страшный испуг. В кабине вертолета началась паника. Тот конвоир, который все это время дремал, кинулся ко мне. Второй уже орал пилоту:

— Звони в штаб! Разворачивай вертолет, попробуем преследовать его!

Но какое там! Пока один из конвоиров, наполовину высунувшись из зависшего в воздухе вертолета, пытался поймать ручку дверцы, я изловчилась и быстро глянула вниз.

В мутных водах реки, над которой стлался густой туман, я смогла различить крошечную точку. Только зная наверняка, можно было угадать в этом темном сгустке не бревно, не обломок, вынесенный на середину реки, а человека. Пловец, так некстати решивший искупаться в середине октября, активно работал руками, он то появлялся на поверхности, то гребень волны накрывал его с головой. Или это были не волны, а клочки густого тумана, которые поедали все видимые предметы? С такой высоты было не разобрать. В любом случае было совершенно ясно, что в таком тумане ловить человека в ледяной реке не имеет смысла. Скорее всего, через пятнадцать минут он уже достигнет берега, а там лес, пригород, трассы… Кого-то другого, может, и могли бы поймать, но я-то хорошо знала своего напарника.