Екатерина Островская: Актеры затонувшего театра

– Он с ума сошел! – прошептал Гилберт Янович. – Может, пока не вышли в море, вызвать полицию местную или местную психушку?

– Тихо! – закричал Козленков. – Неплохо я ведь сказал про покойного друга?

Он расхохотался:

– А! Все слышали, как я умею? Не то что ваш обожаемый Волков! Вот кто здесь настоящий поэт! Это вам не торпеды пускать в Гибеля Эскадры! Это посильнее «Фауста» Гёте будет!

Вера молчала, сидела пораженная. Поначалу она решила, что это розыгрыш, но, посмотрев на лица актеров, поняла: все это всерьез. Все словно боялись шевельнуться. Борис Борисович и вовсе был бледен, как полотно, и пребывал в глубоком шоке. Вера поднялась и подошла к Борису Адамовичу Ручьеву, который, опустившись на колени, прижимал к себе голову притихшего на мгновенье Козленкова, словно изображая сцену с картины Репина, на которой Иван Грозный убил своего сына. Подошла, наклонилась, посмотрела в лицо актера, сознавшегося в убийстве друга. Он застенчиво улыбнулся.

– Какой сегодня день недели? – спросила Вера.

– Восемнадцатое, – уверенно проговорил Козленков.

– А как вас зовут?

– Заслуженный артист России Иван-царевич.

– Где вы убили Волкова?

– Я его зарезал, – уточнил Козленков. – Зарезал, потом вытащил через задний проход и сбросил в воду.

– Он сошел с ума, – прошептал Скаудер. – Вы слышали, что он сказал?

– В заднем проходе, – радостно улыбнулся убийца.

– Он имеет в виду коридор, ведущий к выходу, на корме, – объяснила Вера.

Все стояли молча и никто не шелохнулся.

– Пойдемте со мной кто-нибудь, – попросила Вера. – Проверим показания.

И опять никто не тронулся с места.

– Надо капитана вызвать, – предложил крепкий молодой актер, имени которого Вера еще не знала.

– Я сам пойду, – поднялся из-за стола Софьин.

И тут же вызвались пойти и Гилберт Янович, и тот самый молодой актер, и Татьяна Хорошавина.

– Вы-то останьтесь, – сказала ей Вера. – Помогите Ручьеву и остальным отвести Алексея Дмитриевича в каюту. Я думаю, что он чутко отреагирует на вашу ласку.

Место, где произошло убийство, нашли сразу. Низ стены над самым полом был забрызган красными пятнами, увидев которые Холмский отшатнулся, схватился за горло, а потом прошептал:

– Господа, мне плохо!

Гилберт Янович тоже остановился, его лицо побледнело.

Вера осмотрела пятна и показала оставшемуся рядом с ней Софьину на пол.

– Явные следы волочения. Такое ощущение, что, когда пострадавший упал, его потащили к выходу на открытую палубу.

Она пошла по кровавому следу, открыла дверь и вышла на воздух. Следы продолжались и там и закончились лишь у самого борта.

– Похоже, Козленок не врет, – признал Борис Борисович. – Допился до белочки, зарезал друга, а потом сбросил тело в воду. Вызывать полицию, водолазов мне не с руки. Если мои боксерские федерации узнают, что произошло на «Карибиен кап», то организация соревнований будет сорвана сейчас и вряд ли состоится вообще когда-либо. А туристы! Разве они будут покупать на мое судно туры, зная, что здесь произошло убийство! Конкурентов – море. Вот конкуренты обрадуются!

Он вздохнул и посмотрел на Веру.

– Я восхищаюсь вашей выдержкой, Верочка. Такая выдержка для финансового консультанта – это что-то необыкновенное. Любая женщина, увидев столько крови, давно потеряла бы сознание!

– Я и не такое видала, – спокойно ответила Вера. – А потому послушайте мой совет. Вызывать полицию, водолазов или психушку – ваше право. Хотя мне кажется, это должен сделать капитан. Предупредите его, но попросите не торопиться пока вызывать кого-либо. Сейчас мы сами должны разобраться. Найти по возможности тело…

– Я не думаю, что кто-нибудь отважится нырять. Хотя… – Борис Борисович задумался. – Может, кого-нибудь из членов команды попросить? Я заплачу сколько надо.

Они вернулись в коридор и увидели, что Гилберт Янович успокаивает плачущего Холмского. Теперь они стояли уже значительно дальше от места преступления, чем пару минут назад.

Вера еще раз осмотрела стены и пол.

– Что-то и мне нехорошо, – отвернулся в сторону Борис Борисович.